Сущность зла - страница 17

Белокурая девчушка пяти лет от роду дала мне это понять.

Октябрь уже подходил к концу, когда Клара, вместо того чтобы, как обычно, водить пальчиком по путеводителю, уселась ко мне на колени и с серьезным видом заглянула в лицо, сделав большие глаза.

– Я хочу кое-кого навестить.

С театральным размахом я обернулся к Аннелизе, которая читала книгу, свернувшись на диване, подогнув под себя длинные точеные ноги, и спросил:

– Есть что-то такое, в курсе чего должен быть покорный слуга?

– В каком плане?

– В таком плане, в каком всякий уважающий себя отец должен быть осведомлен.

Я услышал, как Клара захихикала: уж больно потешно я выражался. Такую манеру изъясняться я называл «Чарли, дворецкий в английском доме». Остротой ума дочка явно пошла в мать.

– Объясняюсь. Наша первородная дочь, Клара Сэлинджер, здесь присутствующая, пяти лет, я подчеркиваю: пяти, только что выразила желание навестить кое-кого из знакомых. Полагаешь ли ты, что речь идет о Роберто, сыне Мартина?

– Он слег со скарлатиной.

– Тогда, может быть, под «кое-кем», местоимением неопределенным, а значит, нейтральным, наша дщерь подразумевает Элизабет? Эту милую, симпатичную девчушку, которую однажды от души стошнило на брюки покорного слуги?

Аннелизе захлопнула книгу, уже не в силах сдерживать веселость.

– Боюсь, между Кларой и Элизабет возникли небольшие разногласия.

– Прекратите вы, оба! – рассердилась Клара. – Не люблю, когда вы надо мной смеетесь.

При взгляде на ее огорченное личико мы неудержимо расхохотались.

– Прости, солнышко. Вот только… я правильно расслышал? Ты хочешь кое-кого навестить? И кто же это?

– Друг.

– Друг?

– Его зовут Йоди.

– Что за имя такое – Йоди? – растерялся я.

– Йоди очень хороший. И очень старый, – прошептала она, – только не надо говорить об этом вслух. Йоди как дедушка, ему не нравится это слово.

– Шесть нелицеприятных букв: «старый».

– Что значит «нелицеприятный»?

Ответила Аннелизе:

– «Нелицеприятный» значит немного обидный. По-немецки Empfindlish. – Мы упорно стремились к тому, чтобы Клара, подрастая, осваивала три языка, на которых говорили ее родители. – По-английски…

– Susceptible, – закончил я за нее.

После долгой паузы Клара изрекла:

– Четырнадцать. Четырнадцать букв, папа!

– Потрясающе. Но ты мне хотела рассказать о Йоди.

– Если хочешь, я тебе его покажу.

– У тебя есть фотография?

Вместо ответа Клара юркнула к себе в комнату и скоро вернулась, хотя мы с Аннелизе успели обменяться недоуменными взглядами.

– Вот Йоди. Правда прелесть? – спросила Клара, протягивая мне книгу.

Йоди был окаменелостью. Аммонитом, если точнее.

– Мы пойдем навестить его, папа?

– С удовольствием; кто знает, сколько всего он повидал за… – я прочел подпись под иллюстрацией, – двести восемьдесят миллионов лет. Но где же нам искать нашего нового друга?

Ответила Аннелизе, которую все это забавляло:

– Я знаю где. На Блеттербахе.

– Ради бога, что это за Блеттербах такой?

И Аннелизе, и Клара уставились на меня так, будто я задал самый дурацкий в мире вопрос. И были правы. Дело в том, что вещи, особенно находящиеся прямо перед носом, обычно ускользают от меня. Уж так я устроен.

Блеттербах был вокруг нас, привлекал туристов, выкачивая из них средства и переливая их в вены местных общин. Не только Зибенхоха, который получал наибольшую выгоду от этого денежного оборота, поскольку находился в двух шагах от Туристического центра, но и таких селений, как Альдино (по-немецки Альдейн), Салорно (по-немецки Салурн), Чембра и Кавалезе (эти два, располагаясь вблизи Тренто, избежали двойного наименования), Ора (это, напротив, принадлежит к провинции Больцано, следовательно, носит также имя Ауэр), Нова-Поненте (Дейчнофен), Нова-Леванте (Вельшнофен) и прочих крохотных скоплений домишек и церквушек (на местном