– Огранка – штука тяжелая, – вздохнул старый ювелир. – Ах, Платон Никитич, какой талант в тебе пропадает: ты настоящий художник! – Карл Густавович протянул листок сыну.
– Да-а, – сказал сын-ювелир, снимая очки и пристально вглядываясь в детали рисунка, – я ему давно говорил, что наживание капиталов – все это детские забавы…. Что я могу сказать: здесь работы как минимум на полгода, да и то, если с огранкой никаких накладок не будет. У тебя с собой был какой-то ящичек – не камни ли там, а?
Платон вышел из комнаты и почти тут же вернулся обратно, неся в руках названную шкатулку, обитую кожей.
– Все четыре камня здесь, – сказал он и, немного поколдовав над хитрым механизмом потайного замочка, представил взору отца и сына содержимое ящичка. – Если во время огранки что-то пойдет не так, то можно другое подобрать из моей коллекции: есть прозрачный жадеит, есть синий грандидьерит, есть красный рубин.
– Так что, Александр, – обратился Карл Густавович к сыну, – конечно, у нас заказов много, но это – настоящее испытание для нас. Как ты думаешь? Если ты возьмешься за огранку, а я буду заниматься композицией фигурок и основания, плюс нужна будет шкатулка для такой ценной вещи, то, думаю, справимся за полгода. – Старый ювелир обратился к Платону. – Работа будет стоить… Впрочем, договоримся.
– Надеюсь, Платон Никитич, ты не позовешь нас сегодня поиграть в карты? – засмеялся Александр Карлович и подмигнул.
– Да, договорились, – сказал Платон и поочередно пожал руку ювелирам: вначале отцу, потом сыну. – Только у меня просьба: не афишировать этот заказ. Все дело в красном алмазе. Вы меня, надеюсь, поймете: великий князь сейчас подзабыл о своей утрате, но если начнут о ней упоминать всуе, то неприятности с Романовыми ни вам, ни мне не принесут никакой выгоды.
– Обижаешь, Платон Никитич, – похлопал по-дружески Александр Карлович его по плечу, – мы уже это поняли в самом начале, и нам не стоило даже об этом напоминать.
Рутинные купеческие дела постепенно, волей-неволей, отвлекли Платона от постоянного преследования его образом княжны Ксении: в сентябре он две недели был занят поездкой в Париж по вопросам поставки товаров в свои магазины; по возвращении в Россию он почти сразу направился в Царицын – утрясать некоторые финансовые дела, связанные с невозвратом ему долгов; затем переключился к своим сибирским делам и так далее. В Москве он смог объявиться только в конце ноября. К этому моменту в его новом доме, по его просьбе, уже был полностью готов один из флигелей, где он мог жить без всяких бытовых стеснений. На третий день пребывания в старой столице ему принесли личное приглашение от директора Петербургского горного института Евграфа Степановича Федорова посетить его единственную лекцию в Московском университете. Послание было отправлено изначально в Казань и уже оттуда оно, изрядно попутешествовав, добралось до него. Платон знал Федорова еще с 1885 года, когда профессор, тогда еще Московского сельскохозяйственного института, приезжал в Казанский университет читать цикл лекций по кристаллографии. Нынешняя лекция директора Горного института была обзорной и посвящалась в первую очередь новым разведанным месторождениям полезных ископаемых в Сибири. Увидев приглашение, да к тому же лично от директора Федорова, Платон обрадовался не только тому факту, что увидит своего старого знакомого, но и тому, что письмо не опоздало: лекция должна была состояться буквально на следующий день.
