Сушковы - страница 30



Возвращаясь назад той же еле заметной тропой, Платон с радостью прислушивался к размеренному шуму осенней деревни: уже начались работы в овинах и гумнах. Где-то лаяли собаки; то тут, то там слышался гогот гусей и кудахтанье кур; с противоположного конца деревни доносились мычания коров и гулкие раскаты пастушьего кнута. Еще утром, как только рассвело, Платон, услышав скрип плохо смазанной крестьянской телеги, встал и выглянул в окно – в сторону Шумкина ехала подвода с мешками свежеобмолоченного зерна. Так как в Шумкине была только одна мельница Петра Кирилловича Малинина, Платон даже не стал выбегать из дому, чтобы передать известие о своем прибытии в Лаптево своему бывшему тестю. Было и так понятно, что первым делом хозяин подводы – крепкий крестьянин Ложкарев, сосед одноногого Степана с того конца деревни, – непременно поведает Малинину о нем. Как рассчитывал Платон, так и случилось: выйдя к своему дому, он увидел, как по дороге резвым ходом приближается тарантас, запряженный поджарым вороным конем. На душе у Платона стало тепло от того, что через несколько минут увидит дорого гостя.

Тарантас подъехал, и Платон молча заключил спустившегося с повозки Петра Кирилловича в свои объятия.

– Сынок, ужель один приехал? – сказал пожилой мужчина, когда успокоился после первого мгновения долгожданной встречи со своим бывшим зятем. – А я так надеялся увидеть внука!

– Да здесь он со мной – спит пока Матвей, – сказал Платон. – Сегодня и Ксения Павловна с Мусаилом и Сяо – это мои охранники – должны подъехать со стороны Уржума. У Ксении тетка умерла, и не ехать ей было нельзя. Может, ты первый еще их встретишь, если они до вечера задержатся. Приедут они все равно через Шумкино.

– А это кто на окне стоит? – ухмыльнулся Петр Кириллович, указывая пальцем в сторону фасада дома. – Это и есть мой внучок?

На подоконнике стоял Матвей в голубой ночной рубашке и махал своими маленькими ручонками своему папе.

– А я тут разных гостинцев тебе привез, – сказал Петр Кириллович, не спуская глаз с Матвея. – Платон, дай мне потискать твоего Матвея, и я поеду потом обратно: там у меня в мельнице творится некоторый кавардак – еле вот вырвался, чтобы с вами повидаться. Но я к обеду вернусь. Из еды что с собой еще взять, а? Ты вот тут в коробах посмотри и скажи.

Еле оторвавшись от маленького Матвея, с которым Петр Кириллович нашел общий доверительный язык с первой секунды, через четверть часа старый мельник собрался поехать обратно в Шумкино.

– Петр Кириллович, – радостно наблюдавший все это время за стариком и ребенком, сказал Платон, – а ты возьми с собой Матвея, если хочешь. Ой, ты же говорил, что у тебя там проблемы в мельнице….

– Ты отпускаешь его со мной? – воскликнул мельник. – Да ну, эту мельницу – подождут! Нет, если так, то я непременно возьму с собой внука! Я сам боялся даже спросить об этом…. Матвеюшка, поедешь к деду Петру в гости? Я тебе там покажу пруд с серебряными карпами, а еще есть у меня там золотой петух!..

– Да! Хочу к тебе, – и ребенок обнял старика. – Дедушка, а котята у тебя есть?

– Были да все выросли, – засмеялся Петр Кириллович, подхватывая на руки Матвея.

– Батя, ты только осторожней с Матвеем…, – как-то неуверенно сказал Платон.

– Да ты что, сынок, неужто мы такую драгоценность из виду упустим хоть на миг?

Проводив своего бывшего тестя вместе с сыном, Платон решил прогуляться и осмотреть задний двор. В старые времена, при покойных родителях, там находились зерновой амбар, потом, чуть дальше, овин и гумно. Сразу после женитьбы на Кате и постройке кирпичного дома рядом со старой избой родителей, овин и гумно снесли из-за ветхости, а землю Сушковых передали в аренду отцу Кати, так как Платон не успевал работать на земле, а Колька был еще мал. После смерти матери и переезда брата в Уржум, старый дом снесли, и между забором хозяйства соседа Семена и домом Сушковых образовался просторный двор, разделенный дощатым забором на две части: непосредственно территория возле дома и задняя часть, где Катя стала сажать разные цветы. Уже после смерти первой жены, по причине отсутствия должного ухода почти все цветники высохли, и только возле межи, которая разделяла участки задних дворов Семена и Сушковых, где Петр Кириллович сам поставил навес-беседку, буйно разрослись кусты махровых сиреней и шиповников.