Но я вспомнила лицо Банщикова и вздрогнула:
– Нет, Банщиков жуткий. Я с ним не сработаюсь, – возразила я.
Но Полина заулыбалась:
– Ничего ты не понимаешь. Он, как чудовище, страшный снаружи и добрый внутри.
– Ой, ну, хватит ему ещё и благородство приписывать!
– Как хочешь. Но из двух зол выбирают меньшее, – на прощание сказала подруга и понесла напитки гостям.
Уже в кабинете я обдумывала слова Полины. Может и правда, я демонизирую личность Игоря? За все время он никогда не вел себя по-хамски . Жуткий он – да! Вредный и мозг привык всем грызть – это тоже да. Но уж лучше он, чем смерть и пытки? А если он прав, и деньги пропали? Ведь мне не верят... Вдруг меня завтра будут пытать?..
И я, выдохнув, набрала номер Игоря.
Трубку он долго не брал, и меня это напрягало. А когда снял, то вялым тоном ответил:
– Я сейчас занят.
– Я согласна! – с ходу заявила я.
И тут наступило молчание, такое долгое, что я не вытерпела и переспросила:
– Я согласна, ты меня слышишь?
– Слышу, – тихо прогудел он в нос. – Только обстоятельства поменялись. Наш договор аннулируется. Извини, я тебе ничем не могу помочь.
– Постой! – воскликнула я, почувствовав, что задыхаюсь.
В миг я лишилась поддержки, пусть даже и жуткой.
– Теперь все зависит от тебя, – дополнил он. – Не знаю, зачем ты так Стрельцовым понадобилась, – и он повесил трубку.
7. Глава 7
Как чувствует себя человек, потерявший последнюю надежду?
Я отвечу одним словом: «Хреново».
Всю ночь я боялась следующего дня, даже думала напиться каких-нибудь сонных таблеток и тихо отдать концы. Но так как я человек по жизни неунывающий, то эта вредная мысль быстро покинула меня.
Зато кофе я напилась так, будто завтра меня отведут на казнь, и ночью у меня был последний шанс напиться вкусненьким.
К утру я была похожа на зомби, ведь так и не поехала домой. Мне хотелось скорее переступить этот страшный, надвигающийся момент и вздохнуть спокойно. Или на худой конец – сдохнуть.
Чем быстрее светало, тем больше я употребляла кофе. И к девяти часам утра меня уже тошнило, и заложило уши. Мои мысли уже были об унитазе, а не о деньгах, которые я не брала, но по какой-то причине их требуют от меня..
В итоге, когда в кабинет вошёл надушенный Павел Олегович, я вылетела оттуда, как сраный веник, и меня минут десять выворачивало в туалете. В кабинет я заползла, а точнее дошла по стенке. И мне хотелось, чтобы хозяин прибил меня уж скорее. Я думала, что умру, всем сердцем ненавидя запах кофе.
Павел Олегович осмотрел меня и сказал:
– Жалости вы во мне не вызовете. Если денег нет, то так и скажите.
– Деньги есть. Точнее такие деньги где-то у кого-то есть, – начала я философствовать и, буквально, рухнула на диван. – Только не у меня.
– Тебе смешно? – он посмотрел на меня бесстрастным взглядом.
Между тем я думала, как бы сейчас не вырубиться при нем. А с другой стороны меня это радовало. Все мои мысли были только о моем ужасном состоянии.
– Поверьте, мне сейчас не до смеха. Хотите убивайте меня, хотите сажайте, только оставьте в покое! Нет у меня вашего миллиона!
– Дорогая моя, ты меня подставила, и я такое не прощаю. Да и никто такого не простит.
– А я вас прощаю. И отстаньте от меня... – я почувствовала, что снова поступила тошнота. – Черт! – и понеслась в туалет.
Когда вернулась, то весь кабинет вонял свежесваренным кофе, и я снова ощутила дурноту, но все же села на диван.
