Свахины сказки - страница 3

Девушка молчала, да и что она могла сказать? За один день она лишилась сначала любимого жениха, а потом и любящих родителей. По щекам ее тихо текли слезы.

– Варенька, милая доченька, но мы же тебя любим как родную.

– Да, матушка, я знаю, знаю. Я вас тоже с тятей очень люблю и всегда любить буду. Но побегу к ведунье, – назвать ее бабушкой язык пока не повернулся.

На улице ее поджидал Мишка, караулил у дома, как не замерз-то, окаянный. Видать, весть о сватовстве Егора уже облетела всю деревню, раз он здесь торчит.

– Варенька, ну теперь-то ты согласишься? – просительно начал он. – Завтра же сватов пришлю.

– Уйди, Мишка, не до тебя мне сейчас. Да и не люб ты мне, – она попыталась проскочить мимо, но не тут-то было.

– Не люб? А этот, значит, люб, который к сестре твоей сватов послал?

– Значит, люб, – спорить сил у нее не было, да и ведунью хотелось быстрее увидеть.

– Все равно ведь моей будешь, никуда не деться тебе. Хочу ж тебя, дуру, избавить от стыдобы перед прорубью в рубахе стоять, – он резко схватил ее за руку, притянул к себе и попытался поцеловать. Она вырвалась, толкнула его, он поскользнулся и упал в сугроб.

– Да уж лучше перед прорубью, чем за тебя замуж! – крикнула Варвара и побежала к окраине деревни.

Мишка ей совсем не нравился, только выйди за такого, и пить будет, и бить. Но прорубь… про прорубь она даже и не вспомнила. Да и по сравнению с тем, что с ней уже сегодня произошло, прорубь – это меньшее из зол.

Она не знала почему, но в их деревне так было заведено, что в Крещение все непросватанные девицы вставали в вышитых ими рубахах вокруг проруби, а парни со свахами прогуливались меж них да невест подбирали: у кого рубаха побогаче расшита да у кого руки нехолодные. А если руки холодные, значит, работница плохая она будет. А как же им не быть студеным в крещенский мороз-то да без рукавичек. Стыдно было оказаться перед прорубью, за козла пойдешь, не только за Мишку. Но сейчас ей некогда было об этом думать, она уже подбегала к домику колдуньи.

– А вот и привела тебя дороженька ко мне, давно жду-пожду. Заходи, гостьей будешь, – старуха как будто ждала ее на крыльце.

Варвара зашла в избушку. К ее удивлению, внутри все было чисто и опрятно, никаких паутин с пауками да жаб засушенных. На огромной печке, которая занимала большую половину горницы, сушились разные корешки да травки, наполняя избу приятным и успокаивающим ароматом. Ведунья не сводила с Варвары своего пристального взгляда. Девушке так хотелось крикнуть в лицо этой старухе что-то обидное, но вместо этого она горько разрыдалась и только и смогла, что выдавить из себя:

– Зачем?

– А затем, голуба, что не для того тебя мать рожала, чтобы порты мужские стирать да сопливым детишкам носы подтирать. Другое у тебя на роду написано.

– Но я же люблю Егорушку, доли другой для себя не желаю.

– Ну так и люби себе, разве ж можно любить запретить?

– Ты вернешь мне его? – с надеждой в голосе спросила Варвара.

– А кто его у тебя забирал? Любовь, милая, она внутри, забрать ее невозможно. Любишь – люби, для этого замуж не обязательно выходить.

– Он меня тоже любит. А ты, ты помогла моей сестрице-разлучнице, – выкрикнула Варя.

– Эх, голуба, думаешь, ту любовь, которая от сердца, легко заговором разрушить? Думаешь, Мишка вон не приходил ко мне, не просил? Знаешь, сколько всего обещал, если ты его будешь? Да только пустое это, если любовь настоящая, Богом данная, как у тебя, которая внутри живет, то и забрать ее можно только с жизнью. Так что, девонька, был бы твой Егорушка в свете, любил бы тебя так же, как ты его, ничего бы его не взяло. И я бы не стала тогда дурного творить, нашла бы себе другую преемницу. Должна же я кому-то дар свой передать, кому же, как не собственной кровиночке.