Несмотря на то, что в литературе бытует мнение о готовности Барклая вскоре наконец-то дать Бонапарту решительное сражение (якобы избежать его было уже невозможно!?), но, скорее всего, он сам, все же, не стремился к этому. Если это так, то «склонить его к генеральному сражению можно было лишь в самом крайнем случае» – так полагает В. М. Безотосный.
И вот почему!
Так 10 (22) августа Барклай с Багратионом присматривались к позиции у д. Умолье, но, потом, ее сочли слишком тесною. На самом деле, не все было так просто. Дело в том, что противник по оценкам Барклая в это время располагал силами в 150 тыс. и его численное превосходство вынуждало отложить идею о решительном сражении и продолжить дальнейшее отступление. Не потому ли, он в тот же день, 10 (22) августа, написал царю: «…имея постоянно дело с неприятелем, превосходным в силах, я постараюсь вместе с князем Багратионом уклониться от генерального сражения…». Он явно собрался постараться оттянуть решительное столкновение с противником до Гжатска или Вязьмы, куда приказал прибыть резервным войскам генерала М. А. Милорадовича. Недаром, уже 14 (26) августа он пишет, что скоро наступит «минута, когда военные действия могут принять благоприятный оборот», так как противник, сконцентрировав все наличные силы, «ослабляется с каждым делаемым им вперед шагом и с каждым боем», а русские армии, получив подкрепления Милорадовича в указанном районе, наконец, смогут «действовать наступательно». Намечалось проделать это под Вязьмой, но когда стало ясно, что и там – нет удобной позиции, отступление продолжилось.
Барклай, конечно, видел реальную угрозу обхода своих флангов энергично двигавшимися Богарнэ и Понятовским и это могло быть одной из причин вынуждавших его оставлять позиции, которые выбирались для возможного сражения с Великой армией.
Предложенная Багратионом позиция под Дорогобужем его не устроила. Она была растянута по фронту и перед ней оказывались незанятыми высоты, на которых противник мог поставить батареи. В тылу позиции были поля с рытвинами, что могло затруднить действия кавалерии. Кроме того, налицо был явный недостаток питьевой воды для столь большой массы людей. К тому же, основные силы Багратиона стояли в 8 верстах от поля сражения и требовалось время для их подтягивания, а этого наседавший на пятки арьергарда вражеский авангард не давал.
Барклай решил отступать далее.
Так русская армия прошла в целом не плохие позиции при деревне Усвете и селе Федоровском.
Барклай надеялся на еще более выгодные позиции…
И вот, 17 (29) августа была найдена позиция у села Царева—Займища. Поскольку там уже начали возводить укрепления, то отнюдь не исключено, что Барклай мог намереваться дать здесь большой бой, но вышло не так, как он хотел….
21 августа Михаил Илларионович Кутузов прибыл к армии, в район Царево-Займище. Здесь Барклай сдал ему армию и доложил, что все рвутся в бой, который он под давлением общества и генералитета уже готовился дать под Царевом-Займищем: «Решился я взять сего дня позицию у Царево-Займище на открытом месте, в коем хотя фланги ничем не прикрыты, но могут быть обеспечены легкими нашими войсками, а потом и редутами».
…Между прочим, Александр I, назначив нового главнокомандующего, не дал ему четких инструкций (что было очень похоже на него) и, видимо, ему предоставлялась в этом отношении большая самостоятельность. Хотя перед отъездом Михаила Илларионовича к войскам в личной беседе с ним российский император не мог не высказать своего отношение к происходящему, а тот не сделать глубоко идущих выводов. И, несмотря на давние неприязненные отношения с Барклаем, Кутузов, один из очень немногих, кто тогда пусть только мысленно
