3. 2
Мессарел стоял на коленях.
Не то чтобы этого требовали правила проживания в одиночной камере, но он знал, что это лучшая поза, в которой стоит приветствовать посетителей.
Его руки с самого начала были крепко зафиксированы за спиной.
В камере было темно, а если бы и был свет, он всё равно не мог так повернуть головы, чтобы разобрать, что именно они с ними сделали. Мессарел только чувствовал, что ремни плотно удерживают и запястья, и локти, так что не соприкоснуться даже кончиками пальцев – то, чего требовала значительная часть заклятий.
Когда кто-то из них приходил, путы снимали. Не сразу. Они хотели, чтобы он просил, чтобы ползал на коленях и умолял, и только потом соглашались «найти его рукам лучшее применение».
Мессарел был согласен на любое применение. Он боялся, что иначе руки занемеют и он уже не сможет творить заклятья.
Иногда этим всё ограничивалось. Кто из них заходил в камеру, ставил на пол миску с едой. Позволял уговорить себя развязать руки, позволял в благодарность поцеловать себе сапог. Второй всё это время стоял возле двери и смотрел. Мессарелу давали время поесть, потом стражник уходил.
Но иногда у них, видимо, случался выходной. Может быть, начальник стражи уходил с поста или что-нибудь ещё. Тогда стражники задерживались подольше и позволяли ему просить о чём-то ещё.
«Пожалуйста, потрогайте меня».
Собственная мольба казалась бы ему смешной, если бы когда он произносил эти слова, к горлу не подступал ком.
Мессарел был в бегах шесть раз. Ещё тогда, на Дагериосе, когда всё было как будто бы не так плохо, как сейчас. Когда у него ещё не было проклятой метки, которая делала его изгоем для больше части Альянса, когда он был всего лишь магом, которому надо было выбраться со своей проклятой планеты, чтобы обрести свободу.
Кругом него было множество магов, кто не считал это сомнительное счастье достойным того, чтобы рисковать собой. Они говорили ему, что жизнь в Башне – не самое худшее и не самое страшное, что может его ждать.
Мессарел смеялся в ответ на эти слова. Он был весёлым человеком несмотря на всё то дерьмо, в котором увяз.
Он бежал. Его возвращали назад. Воины Стали наказывали его. Спина болела от кнута. Однажды ему даже попытались поставить клеймо – половина круга до сих пор алела под лопаткой, там, где он не мог увидеть сам.
Но в конце концов они успокаивались, и он снова бежал. Он вовсе не хотел, чтобы его вернули назад, и однажды придумал способ покинуть планету навсегда.
Мессарел тогда не особенно думал о том, что, возможно, получит за это настоящее клеймо. Это была магия, которую никто толком не изучал.
Когда он вышел из портала и глубоко вдохнул свежий воздух иного мира, он даже не сразу заметил этот знак. А заметив – не слишком испугался. Мессарел тогда думал, что магия не может быть злом.
Всю глубину своей глупости он понял только потом, стоя на коленях в храме Обсидианов, где порка перестала быть наказанием, а стала лишь ежедневной частью вытравливания из него «греха». Конечно, Мессарел снова попытался бежать.
Конечно, его вернули назад.
«Пожалуйста, коснитесь меня».
Он и подумать не мог, что прикосновения могут значить так много. Ни свет, ни звук, даже не свежий воздух свободы, которым он так мечтал дышать. Простые прикосновения, которые позволили бы почувствовать ему, что он живой.
Они смеялись. Оба. Тот что вошёл и тот, что остался стоять на пороге и смотреть.
