Мне разом представились следующие десять лет жизни. Камеры, одна другой тесней, из тюрьмы выйду наркоманкой и снова нарушу закон, лишь бы получить теплую постель на ночь, еще глубже увязну в наркоте и отчаянии и, надо думать, закончу свои дни избитой и полуголодной в грязном крольчатнике вроде Норы, что сейчас у меня за спиной, и плакать обо мне никто не станет, а скудное барахлишко разделят такие же подонки.
«Нет, – решила я, – так я жить не стану. Отказываюсь, лучше умереть».
С этой мыслью я повернулась и рванула в переулок.
– Эй!
Мои подошвы шлепали по голому веществу тарелки. Еще рано было сдаваться. Передо мной еще была жизнь, я не отдам ее без боя – потому что лучше уж смерть, чем тюрьма.
Впереди в отблеске прожектора застыл с круглыми глазами Мишель. Я схватила его за руку, потянула за собой.
– Бежим, придурок!
Мы, смаргивая световые пятна в глазах, очертя голову ломились сквозь свисающие простыни и обломки мебели. Под ногами хлюпали вонючие лужи. Полицейский прожектор с улицы направили в переулок – и перед нами протянулись наши тени.
– Стоять, стреляем!
Мишель замедлил бег, но я потянула его вперед:
– Быстрее!
Держась друг за друга, мы выпутались из новой полосы развешанного белья и протиснулись мимо отключенного холодильника.
– Назад, крысиное отродье!
За нами прогремели выстрелы, оглушительно громкие в замкнутом пространстве. Я услышала хлопки пуль, пробивающих тряпье на веревках. От стен по обе стороны брызгали мелкие осколки. Пожарные лестницы искрились от попаданий. У меня лопатки свело в ожидании удара, который раздробит позвоночник. Но вдруг Мишель затянул меня в боковой ход, в открытый дверной проем, уводивший в глубину Норы.
Едва скрывшись с линии огня, мы остановились, прижавшись спинами к стене и огромными глотками втягивая мерзкий воздух. Гул в ушах заглушал все звуки. Стреляют или перестали? Рискнут ли патрули сунуться в Нору без прикрытия?
Через минуту прожектор погас, и я сразу ослепла. Снаружи послышалась злая брань. Как видно, бронетранспортер не сумел протиснуться в переулок, а лезть пешком патрульным не очень-то хотелось.
Мишель в темноте нащупал и сжал мою руку.
– Ты цела?
Я сглотнула. Глаза медленно привыкали к темноте. Я опустила взгляд. Ноги выше колен промокли и в грязи, брюки порваны.
– Жить буду.
– Прямо не верится, – коротко рассмеялся Мишель. – Не верю, что выкрутились.
Он по-братски отвесил мне тумака. Я потерла ушибленное плечо и попробовала выровнять дыхание.
– Ну, ты же сам хотел, чтобы я не боялась приключений.
Слышно было, как завелся мотор транспортера, – узкий переулок и бетонные стены Норы усиливали звук. Патруль уезжал.
– Что дальше? – спросила я.
На бегу Мишель зацепился за что-то рукавом парки и порвал его от плеча до запястья. Серые клочья наполнителя, произведенного людьми, лезли из прорехи. Он выдернул один клок.
– Надо поскорее отсюда сматываться. Стрельба, небось, полквартала перебудила.
– Вернемся, откуда пришли?
– Нет, вдруг патрули караулят. Надо идти насквозь, найдем выход на той стороне.
В темноте двигались серые тени. Здешние обитатели зашевелились, заметили нас.
Я скроила гримасу:
– Думаешь, это стоящая мысль?
– Все лучше, чем лезть под пули. Ну, идем.
– Эй, Мики, постой!
Я, спотыкаясь, едва поспевала за братом. До дома отсюда, казалось, далеко как никогда. Блестящая рубашка из искусственной ткани царапала мне подмышки и горло под паркой. Проход уводил все глубже в нутро Норы. Стены были шершавыми, влажными. Кое-где мелькали бледные лица, блестели глаза. Слух улавливал крадущиеся за нами шаги и шепот – сверху и по сторонам. Капала вода. Мои промокшие ботинки хрустели по стеклу и шлепали по черным лужам. Во мраке нужно было пригибаться, ныряя под опорами и рваными занавесками из пластикового брезента. В одном месте, преодолевая открытый лестничный пролет, мы услышали гулкие голоса с этажа над нами, там по фасаду плясали отблески разведенного для тепла костра.
