Утомившись от приятной суеты, я незаметно для себя уснула, думая о том, как хорошо иметь хоть одно родное существо в чужом мире…
* * *
Тяжелая серая муть вечерних сумерек за окном, завывание осеннего ветра, промозглый холод, крики рыцарей, вернувшихся с охоты, и лай собак – все смешивалось и заставляло вздрагивать от страха. Я неподвижно сидела в кресле у окна в компании мышки Ноэль! Забившись в угол возле кровати, она со страхом смотрела на тяжелые деревянные двери, укрепленные металлом. Жаль, что их неприступный внешний вид не сможет защитить от опасности – щеколда с другой стороны…
Меня защитит имя, а вот сироту Ноэль – ничего! Ей уже девятый год, большая девочка, чтобы самой позаботиться о себе. Нельзя, нельзя привязываться к чему-то или кому-то. Все заберут, искалечат, уничтожат.
Двери открыла парочка подвыпивших рыцарей и ввалилась в комнату. Сатис! Как же я его ненавижу. До сих пор в памяти стоит его мерзкая глумливая ухмылка, когда он спускал голодных псов на маминого коня Алого.
Приближенный вассал лорда Калема, заметив Ноэль, сжавшуюся в углу, усмехнулся:
– Детка, ты уже большая стала, пора научить тебя плотским радостям!
Девчонку схватили за талию и, не обращая внимания на ее крики о помощи и мольбы, потащили к дверям. Я видела, как Ноэль протягивает ко мне руки, кричит, пытается вырываться…
И снова мои губы привычно зашептали: «Не хочу слышать, не хочу видеть, не хочу, не хочу». А взгляд устремился в серое небо, по которому плыли темные тучи.
Детские крики доносились уже из коридора, когда их перекрыл мощный бас отца, заставив меня окаменеть от страха:
– Сатис, эту оставь в покое!
– Но почему, мой лорд? Она же…
– Идиот! Она – драка и единственная, кто сможет заменить Сафиру… в случае чего! Если кто-нибудь посягнет на ее невинность без моего разрешения, голову снесу!
– Как прикажете, мой лорд, – последовал покорный ответ.
Да только отец всегда смотрит в лицо, когда говорит, и слушать предпочитает себя, поэтому вряд ли уловил затаенную зависть и злобу в голосе вассала рода Дернейских.
Двери снова распахнулись, и в комнату втолкнули Ноэль так, что она растянулась на каменном полу, ободрав коленки и ладони. Я не успела привычно опустить голову и поймала затравленный взгляд девчонки. В нем были страх, неверие, что спаслась от надругательства, и обида на меня, что не помогла, не спасла и даже не дернулась на защиту. Маленькая дурочка… В Хемвиле ни для одной души нет спасения! Больше нет!
* * *
В голове продолжал звучать тихий надрывный плач восьмилетней беззащитной девчушки, когда я проснулась в поту, потрясенная увиденным, с ощущением беспросветной пустоты в груди «той» Сафиры, которая заполнялась чернотой и сумасшествием. Рядом, на самом краешке кровати, прикорнула кузина, трогательно подложив ладошку под щеку. Я не выдержала и разрыдалась, кусая кулак.
Ноэль проснулась и испуганно посмотрела на меня. Я потянулась и обняла сестренку, погладила по русым волосам, хрипло прошептав:
– Прости ее, прости! – А перед глазами продолжал стоять затравленный взгляд девочки, всплывший из глубин чужой памяти. – Она просто не могла помочь, она никому не могла помочь, даже себе!
– Что с вами, миледи? – Голос Ноэль в панике сорвался на писк.
– Просто вспомнила… кое-что из нашей с тобой жизни, – сипло от слез и волнения пробормотала я. Потом, откинувшись на подушку, посмотрев ей в глаза, твердо, мрачно пообещала: – Я тебя в обиду больше никому не дам! И с… отцом придумаю, как разобраться!
