Светочи Чехии - страница 17

– Ну, уж, мистр Якубек! Когда ты увлекаешься, то несешься, как лошадь без узды, – вмешался третий собеседник, молчавший до того. – Согласись, что злоупотребления не делают еще дурной вещь, саму по себе хорошую; злоупотреблять можно всем, такова слабость человеческая. Но, по началу, церковь нуждается в наказаниях, как и государство! Отлучение – кара духовная, равно как виселица и костер – наказания мирские. Те и другие имеют одинаковые права на существование!

– Да, мистр Илья, но только никто не вешает и не сжигает людей за то, что они не вовремя чихнули или слишком плотно пообедали; а отлучения зачастую имеют предлогом какие-нибудь бочки с пивом[9], не то иную какую обиду, нанесенную личности или кошельку священника, – рассмеялся Иероним.

– Случай, который ты вспомнил, подтверждает лишь слова Виклефа, что земные блага составляют горе и погибель церкви, – заметил Гус. – Господь запретил апостолам своим стяжание, но Его Божественные слова звучат насмешкой с тех пор, как император Константин, триста лет спустя, подарил папе царство. В тот день был слышен голос сверху: „отраву влили в церковь Божию”. Богатством вся христианская церковь была совращена. Откуда пошли войны, отлучение и всякие ссоры между папами, епископами и прочими членами клира? Псы дерутся из-за кости; уберите ее, – и восстановится мир. Откуда взялась симония и алчность духовенства? Все проистекает из той же отравы – богатства![10]

– Так ты хочешь сказать, что церковные имущества – излишни, и пожертвование, делаемые верующими во славу Божию и во спасение души, – заблуждение? – резко спросил Палеч.

– Да, я глубоко убежден, что человек плачевно заблуждается, воображая, что созидая церкви, он легче заслужит прощение у Господа. По моему, лучше при жизни подавать лепту неимущим, чем после смерти наделять духовенство и устраивать себе золотую лестницу на небо. Лучше кротко снести поношение и простить врагу, чем бичевать себя и ломать о собственную спину целые леса розг[11], – горячо ответил Гус.

Он тоже воодушевился, и глаза его, обыкновенно спокойные и кроткие, блестели негодованием.

– Поверь мне, Палеч, – продолжал он, – что, только возвратив церковь в ее первобытную бедность, мы вернем ей чистоту и сделаем ее безгрешной невестой Христовой.

– Я хорошо тебя понял, Ян, и в общем, с тобою согласен, но, тем не менее, критика установлений, созданных по внушению Духа Святого, освященных преданиями и одобренных отцами церкви, – дело опасное, – заметил Станислав из Знойма. – Я могу лишь посоветовать вам, друзья, Ян и Иероним, и тебе, пылкий Якубек, быть осторожными и осмотрительно заниматься изучением Виклефа. Ведь недаром же лондонский собор и архиепископ кентерберийский осудили, как еретические, 24 положение, выбранные из его сочинений, да и всякий добрый католик будет того же мнение, прочитав трактаты Виклефа о причастии, предопределении, Богородице и святых. Я не могу поверить, чтобы ты, мистр Ян, одобрял такие вещи!

– Видит Бог, – и Гус набожно перекрестился, – что я не одобряю ничего подобного и сожалею, что столь возвышенный ум, как этот английский богослов, увлекся настолько, что мог высказать столь печальные заблуждения. Я же всегда останусь покорным, смиренным сыном католической церкви. Но меня влечет к нему та слава, которой он пользуется у доброго духовенства, в университете оксфордском и у народа вообще, а не у злых, корыстолюбивых, пышных и развратных прелатов. Меня влечет любовь его к закону Христову, к которому он всеми силами старается обратить людей. Но, что прежде всего возбудило мое внимание к Виклефу, это – что учение его во многом совпадает с учением Матвея из Янова, нашего славного проповедника, который, подобно Виклефу, единым, истинным главою церкви признает Иисуса Христа, а священное писание непогрешимым руководством для человечества. Церковь же, утратив дух евангельский, погрязла в путанице людских измышлений, мертвых форм, папских декреталий и формул канонического права, в которых растеряется любой богослов, а уж простой мирянин так и вовсе ничего не поймет. Матвей и Виклеф оба согласны, что для того, чтобы оживить веру и привести церковь к единству и миру, надо вернуться к светлой простоте слова Божия и живому духу священного писания и проповедовать всюду и беспрерывно на языке, всем понятном. Так вот это-то сходство мнений с уважаемым Матвеем и привлекло, повторяю, меня к английскому философу.