– Уж не знаю, где она там училась, – ответила Оксана. – Но она точно не журналист.
– То есть как?
– Вот так. Ни в каких издательствах она не работает.
– С чего ты взяла?
– Мамаша её мужа рассказывала. Она вообще любит поговорить. А ещё больше – пожаловаться.
Матвей замотал головой.
– Тут что-то не сходится. Алика училась на журфаке и мечтала об этой работе. Да ей меня было проще бросить, чем журналистику!
– Говорю тебе, она не журналистка!
– А может, ты просто ошиблась? Обозналась?
– За дуру меня держишь? – спросила Оксана, глядя ему прямо в глаза. – Это была твоя Алика. Я с ней разговаривала!
Матвей выдохнул.
– Ладно, допустим. Возможно, она после института не пошла ни в газету, ни на телевидение. Тогда чем она занимается? Неужели всерьёз взялась за писательство?
Оксана посмотрела на него разочарованно, как на глуповатого ребёнка.
– Она работает на маму своего муженька. Мамаша считает чужие деньги, а Алика у неё кто-то вроде помощника или секретарши.
Матвей так удивился, что даже рассмеялся.
– Секретарша? Ты серьёзно?
– Серьёзно.
– Да перестать! Где Алика и где – что ты там говорила? – бухгалтерия с аудитом?
Оксана назидательно качнула головой.
– Знаешь ли, мой дорогой, наступают моменты, когда поэты берутся за лопаты.
– Бред какой-то! – выдохнул Матвей. – Я даже представить этого не могу.
– Не представляй. Да только её всё равно, кроме как по знакомству, никуда бы не взяли.
– Это ещё почему?
– А в какое приличное место возьмут с таким братцем?
У Матвея дёрнулось сердце.
– А что с её братом? – вымолвил он, снова остановившись.
Оксана сделала шаг вперёд, обернулась.
– Ты и про это не в курсе?
– Да откуда я могу знать, что тут происходит?!
– Потише, – сказала Оксана и подошла к нему. – Брат её ввязался в гнусную историю. Кого-то изнасиловал, кого-то избил или ограбил. Очень запутанное дело, – Оксана некрасиво сморщила лицо. – Мамаша-аудиторша говорит, ему светил большой срок, но Алика постаралась и вытащила его. В итоге дали условно.
Мимо прошла молодая пара. Ветер выхватил и донёс до уха Матвея усмешку из чужого, весёлого разговора.
Матвей долго смотрел на Оксану, но ничего не говорил. Услышанное не умещалось в его голову, словно огромный рояль в кладовку.
– Не может быть, – прошептал он, а потом добавил уже громче, осознанней: – Это просто не может быть правдой. Пашка на такое не способен.
Оксана закатила глаза и стукнула каблуками.
– Откуда ты знаешь, на что он способен, а на что нет?
– Я – знаю!
Матвей смотрел на Оксану, судорожно соображая, как передать всё, что знает о Пашке, как рассказать, какой он светлый, добрый парень, но не найдя в её глазах и капли сострадания, одёрнул себя. Ничего не сказал. Накрыл лицо замерзшими ладонями.
– Нет, – повторил он. – Я не верю.
– Да ты ни во что не веришь! Всё тебе кажется, что твои Садовские идеальные. А я вот, например, очень даже верю, что этот Пашка оказался подонком. Он же сирота – кто его там воспитывал?
Матвей едва сдержался, чтобы не схватить Оксану за плечи и не встряхнуть, что есть силы.
– Я его воспитывал, – сказал он и, не вынося больше змеиного взгляда, отвернулся и зашагал дальше.
Оксана поспешила за ним.
– Ты-то здесь при чём? Ты ему не отец.
Матвей глубоко вдыхал холодный октябрьский воздух. Он должен успокоиться. Должен взять себя в руки.
Пашка. Гибкий подросток с искренней улыбкой и таким пронзительно-добрым взглядом, что сердце раздирает жалость. Матвей всё переживал, каково будет Пашке во взрослом мире. Голову ломал – как защитить его от несправедливости, лжи и бездушия некоторых людей? Чем помочь?
