Он маленькими шажками отодвинулся в сторону, пропуская Матвея в комнату. И Матвею вдруг показалось, что не было между ними этих пяти лет – так по-дружески Пашка на него смотрел.
– Что со спиной?
Матвей привычно перевоплотился во врача меньше, чем за мгновение.
– Ерунда, – махнул рукой Пашка, в смущённой улыбке потянув лишь один уголок губ. – Не рассчитал сил. Схватил больше, чем следовало.
– Что же ты стоишь? Иди ложись скорее. Не напрягай спину. Где у тебя тут кровать?
Матвей огляделся. Они стояли в узкой прихожей, перетекающей в крохотную самодельную кухню. Пашка указал подбородком на дверь справа в самом конце стены. Вернее – на дверной проём без каких-либо створок.
– Диван, – уточнил Пашка. – Там, в комнате.
– Сам доберёшься? Давай помогу.
– Нет-нет, не волнуйся, доберусь. Я уже привык, четвёртый день так передвигаюсь. Сейчас только чайник поставлю, пока на кухне.
– Какой чайник, иди ложись! Я сам потом поставлю, – сказал Матвей и подумал, что не отказался бы от чего-нибудь покрепче. Он как-то не сообразил, что Пашка достиг возраста, когда с ним можно выпить. – Но сначала осмотрю тебя. Где можно руки помыть?
– В ванной. Через комнату насквозь, – Пашка снова кивнул на дверной проём.
И ступая осторожно, как будто из пола торчали гвозди, и хватаясь руками за стены, потащился туда, где можно было прилечь.
Комната была довольно просторная, но учитывая, что это всё пространство жилища, – прискорбно маленькая. Вокруг удивительный для полуразрушенного здания порядок и опрятность, не считая сложенных в углу коробок с деталями нового шкафа и чуть замявшегося покрывала на диване.
В ванной – чистота, насколько возможно содержать в чистоте старую сантехнику и кое-где треснувшую плитку. Даже зеркало над раковиной без следов засохших брызг.
– Необычная планировка, – сказал Матвей.
– Конечно не трёхкомнатные апартаменты, в которых мы жили раньше, но… – отозвался Пашка. – Кухню самим пришлось организовывать. На общей ничего не работает и бардак такой, что туда просто заходить противно, не то что готовить.
Он уже лежал в удобной для него позе.
– Вставай, – велел Матвей, повыше отодвигая закатанные рукава.
Пашка аккуратно, с задержками дыхания, медленно поднялся. Матвей помог ему снять футболку и принялся осторожными пальцами ощупывать позвоночник.
Doesithurthere? – чуть не спросил по привычке, но вовремя одёрнул себя.
– Здесь болит?
– Нет.
Пальцы Матвея скользнули ниже.
– Здесь?
– Есть немного.
– Здесь?
– Ай!
– Понял, – протянул Матвей так, словно голосом пытался снять боль. – В ноги отдаёт?
– Да, в правую.
Рука Матвея сжала крепкое Пашкино бедро.
– Сюда?
– Да!
Нехорошо. Очень нехорошо.
– Всё, отпускаю, – сказал Матвей и вздохнул. – Снимок ты не делал, правильно понимаю?
Непривычно было произносить подобные слова на русском языке. Они звучали давно забытыми терминами, как если бы он перешёл на латынь.
– Нет, – сказал Пашка, медленно оборачиваясь. – Всё не до того было. Так что со мной, доктор? – с улыбкой спросил он.
– Смещение позвонка и, судя по тому, как болит, защемление нерва.
– Я догадывался, – признался Пашка.
– Что ж ты, такой догадливый, в больницу не пошёл?
– Да думал, сам справлюсь.
– Чем хоть лечишься?
– Там в тумбочке мазь. Если совсем плохо – обезболивающее внутримышечно.
– Боли настолько сильные?
– Бывает иногда.
– Кто делает тебе укол?
– Сам колю. Игольных дел мастеров тут полно, но их о помощи лучше не просить.
