– Понятно, – хмыкнул Данко, зажимая между губ сигарету.
Мы помолчали. Наверное, я зря поддался философскому порыву, но напряжение между нами, казалось, ощутимо спало. Я вслушался в тихий стук слабого дождя – одна за другой капли срывались вниз с крыши подъезда, лениво чертили русла по серовато-желтому бетону дома. Не зная, чем себя занять, я придавил большим пальцем ползущую по стене каплю. Как мелкого жучка.
– Ты не тот человек, с которым я бы хотел обсуждать свои отношения в таком контексте, – тихо произнес Данко; его голос практически слился со звуком прекращающегося дождя, – Я бы вообще не хотел, чтобы ты о них узнавал раньше времени. Это не та тема, о которой этично разговаривать.
– Но тебя ведь явно что-то беспокоит.
– Беспокоит, – Данко выпустил изо рта терпкий дым, – И все-таки я не могу позволить себе жаловаться на это.
– Не обязательно жаловаться, – я пожал плечами; мимо нас, по двухполосной дороге проехала машина, и красноватый цвет ее фар снова окрасил лицо Данко в розоватый оттенок, – Можешь просто рассказать что-нибудь. Например, как давно вы вместе?
– Зачем тебе такое знать? – Данко недружелюбно покосился в мою сторону.
– Это не мне надо, – я подождал, пока Данко затушит сигарету, – А тебе. Если долго не рассказывать о том, что вызывает у тебя сильные эмоции, потом будешь страдать от… Перенасыщения. Не знаю, это как отравление от алкоголя. Долго пил, было приятно, а потом стало плохо. Ладно, это не то, чтобы удачный пример. Вот другой: ты съел пять кусочков морковного торта, тебе было вкусно, а потом у тебя началась аллергия.
– И в чем мораль? – Данко приподнял брови; в его взгляде скользнула добрая насмешка, – В том, что мне не стоило есть вовсе? В том, что мне нужно было кому-то рассказать о том, что я съел пять кусков торта, и тогда мне бы стало полегче? Хорошо, не хмурься так, я тебя понял. Возможно, ты прав. Я ни с кем не обсуждаю отношения. Соглашусь с тем, что это не совсем здоровый подход. В конце концов, ничего не изменится, если ты узнаешь, что мы встречаемся пять лет.
– Это большой срок, – я с благодарностью взглянул на Данко, – А как вы познакомились?
– Учились вместе в гимназии, – Данко опустил голову; темные волосы закрыли половину его лица, и он вдруг показался мне таким уязвимым – словно, задень я его плечом, и он бы расплакался, – Были в одном классе. Сначала не особо друг друга любили, слишком уж разные у нас характеры. Потом стали ходить в один кружок по рисованию, и там познакомились поближе, стали дружить.
– Ты рисуешь?
– Угу. Но уже нет. Не хочется. Потом она уже перестала ходить в кружок, была занята подготовкой к другим предметам. Я продолжил заниматься рисованием, хотел поступать в архитектурный. Не знаю, зачем так сделал, но в какой-то день я решил бросить кружок, чтобы в это же время ходить на дополнительные занятие по английскому – потому что она тоже на них ходила.
Тут Данко замолчал, как-то отрешенно посмотрел на меня – словно только что вспомнил, что я стоял рядом. На макушку мне прилетела крупная капля: я бы вздрогнул, тряхнул головой, но мышцы сковало болезненной сосредоточенностью. Боясь спугнуть откровенность Данко, я стоял, практически не дыша.
– Мы читали диалог между лордом Генри и Дорианом, – Данко отвел взгляд; голос у него стал хриплым, и почему-то я вдруг понял: то, что он рассказывает, было самым важным для него воспоминанием. Каждая деталь в его рассказе имела не переоцененную значимость, – Читали по ролям. Я был лордом Генри.
