– Правильное ориентирование в потоке времени – один из первых навыков, который тебе нужно приобрести. Ты говоришь, что прошло десять часов, глядя на солнце в небе, хотя сам чувствуешь, что прошло гораздо меньше времени. Это потому, что время сквозь тебя текло быстрее из-за твоей вовлеченности в звездный танец, мой дорогой Молочный Дервиш. Прошло восемь дней, и наступил девятый, когда мы вышли из дома Шамса.
– Не может этого быть!
– «…Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»
– Но как такое могло произойти?
– Когда кружишься в танце, как истинный суфий, твое восприятие окружающего мира меняется, и ты сам тоже меняешься. Если бы мы с тобой не спешили, то ты мог бы протанцевать больше месяца, как это было в пустыне с Назаретянином две тысячи лет назад.
– Ты говоришь, что мы спешим. Тогда почему вы не прервали мой танец и почему спокойно пили чай, рассуждая о еде?
– Нет смысла начинать что-то, не планируя довести дело до конца. Когда должен прерваться суфийский танец, решает только сам танцующий. Никто не имеет права вмешиваться в это таинство. А насчет посиделок на кухне, нужно же было вам с Шамсом «познакомиться», да и его фраза «поспешай медленно» очень точно выражает суть того, как надо действовать. Твое мышление должно опережать твои поступки.
Через полтора часа быстрой ходьбы мы оказались у Девятовских каменоломен, прямо возле колодца со спуском в подземный лабиринт. Силикаты – так они зовутся в простонародье – активно использовались последние двести лет. В некоторых местах в этих каменоломнях даже сохранились рельсы узкоколейки для вагонеток. Нам, как сообщил Верокочев, предстояло пробраться по подземелью до одного из залов, в который обычно юные спелеологи и диггеры приносили вещи из надземного мира: детские игрушки, таблички, значки, и вытащить из завала троих подростков, проводивших ради острых ощущений какой-то ритуал возле жертвенного камня. Об этом происшествии никто из друзей или родственников попавших в подземную ловушку ребят не знал. Телефонная связь под многометровой толщей известняка не работала. Меня же способность Водана знать что-либо о том, что происходит неподалеку от него, не особо удивила.
Мы молча спустились в колодец. Из лаза в каменоломни пахнуло холодом и сыростью. Первым по узкому ходу продвигался Водан. Возле развилки на проспекте Вернадского он остановился. Мои глаза привыкли к темноте, и поэтому слова Верокочева, что мне сейчас нужно зажмуриться, чтобы не ослепнуть, я посчитал шуткой. Но выполнил его наказ.
В следующее мгновение сквозь сомкнутые веки я ощутил неимоверно яркий свет. Стало жарко. Подождав минуту, я приоткрыл глаза. Пространство вокруг Водана светилось так, словно он был не человек, а сгусток солнечной плазмы. Воздух колыхался рядом с ним, как это бывает над костром. Дыма не было. Я услышал его голос в своей голове:
– Ты тоже так можешь. Но пока тебе нужно поберечь силы, чтобы применить их, когда будем вызволять ребят из завала.
– Я могу быть солнцем?
– Да. Внутри тебя «термоядерный реактор», благодаря которому происходит алхимия преобразования одних элементов в другие. Без него невозможны химические и физические процессы в организме, поскольку на одно только мышление человек расходует неимоверное количество энергии. А теперь представь, что это только видимая вершина айсберга.
– Погоди. Мы же знаем строение человека, изучив его вдоль и поперек еще несколько веков назад. Нет там никаких реакторов.
