Вчера было 1 мая! Я проснулся в 6 утра под каким-то грязным столом на заплеванном полу в первой попавшейся мне ночью избе. Всходило солнышко, на душе было легко и прекрасно, все гармонировало с природой, а 30 апреля был тяжелый напряженный день.
Мы на двух машинах поехали за снарядами на старые ОП (огневые позиции), которые находились у переправы на берегу маленькой речки. Подъехали и прикрыли машины елками, так как над нами кружилось три «Юнкерса» и как бы шныряли из одного конца неба в другой два «мессера». И вот один из бомбардировщиков, немного спустившись, увидел нас. Мы почувствовали это сразу, ибо он дает круг и идет прямо на нас на высоте 300–400 метров.
Таська, это красивое зрелище, ведь над нами не автомобиль, и не У-2, и даже не бомбардировщики, появляющиеся над Горьким на высоте один-два километра. Тут все близко, все видно! Мы разбежались вдоль речки, как сумели, и легли в ямки. Самолет дошел до нас и с крутого виража пошел вертикально в пике, одновременно летчик нажал на все кнопки пулеметов и на держатели бомб. В этот момент, скажу прямо, внутри все замирает. А дальше случилось чудо, и не будь этого, снаряды мы бы не привезли. Из-за леса выскочили три наших, горьковских, курносых «ястребка». «Юнкерс» бросил две бомбы и пошел за горизонт, преследуемый нашими истребителями.
Вот видишь, даже и из беды свои самолеты выручили. В несколько минут побросали мы ящики на машины и обратно, правда, еще два раза самолеты загоняли нас в лес, но это ерунда.
А 1-го утром я уже был в 50 километрах от линии фронта и, сидя в кабинке шофера, глядел, как мелькают леса, болота, деревушки, а дорога уходила все дальше и дальше.
Таська, почему бывает иногда так хорошо?
Вечером было все так напряженно, а утром – яркое солнце, поют жаворонки, извилистая дорога то спускается в овраг, то поднимается, идет полем и все дальше и дальше от фронта.
В 12 часов мы остановились. Спрятали машины, помылись на речке, разожгли костерок и устроили первомайский обед. А к вечеру я уже в ста километрах от старых мест вместе с полком. Мы разделись, вымылись, и, сидя у костра, где варился обед, я с удовольствием курил махорку, а затем, лежа на траве, смотрел на заходящее солнце.
Приятно, даже очень приятно прошел первомайский праздник.
Интересно, а как Леля провел его?
II. Пусть бабка молится за меня
13.05.42
Северо-Западный фронт! Идет девятый месяц. Очень жалко, что все-таки начал я не с Южного фронта, ибо до Северного уже «рукой подать». Ну, какие изменения за восемь месяцев: я писал, что перестал смеяться и у глаз появилось по три маленькие морщинки.
Если вернусь домой, то смеяться буду, как и раньше, а морщинки – они останутся на память о настоящем. Вот 2 мая я написал хорошее письмо: так постараюсь из этих страшных мест писать хорошие письма. Во всем страшном есть своеобразная красота. Нельзя было бы даже предположить, побывав здесь раньше, что сюда докатится война.
Мы прошли по гати из бревен через огромные болота, тянущиеся на десятки километров.
Пока все! Идут самолеты.
Был перерыв на один час, я сидел под крутым берегом речки, по воде кругом шлепали осколки, на голову летела земля. Вначале это было даже интересно, а сейчас я устал, как и все вокруг меня. Бывает, целый день в себя не приходишь.
Мы под вечным гулом моторов и сидим то в канаве, то в воронке, прижимаясь к грязной земле. Заметьте, раньше я так не писал, раньше я не реагировал сильно на самолеты. А сейчас получается что-то вроде лотереи на жизнь.
