Эллен трещала, а Линн, не решаясь прервать ее, диву давалась, что и все остальные внимали ей раскрыв рот. Все девушки уже начали шить себе наряды на Избрание – кроме Линн. У нее на это не было денег. Ей наверняка придется брать наряд напрокат. Да и к чему наряжаться. Добрая Мать все равно ее не изберет. Наверняка она предпочтет Эллен, которой и без того достается все, которая может гулять с мальчиками, поедать ягоды и фрукты, купаться в речке, наряжаться в шелка и проводить время с Пико, очаровывая его, хотя она вовсе его не любит, в то время как Линн… Нет, она не будет думать об этом.
– Прости, Эллен, – негромко сказала она. – Мне правда пора.
Напоследок она все-таки решилась бросить на Пико мимолетный взгляд, и ей показалось, что в глазах его мелькнуло сожаление о ее уходе. Он приветливо кивнул ей, и Линн даже смогла в ответ улыбнуться.
В библиотеку Линн отправилась с первыми лучами солнца. Несмотря на свежее солнечное утро, на душе у нее скребли кошки: из головы не выходил разговор с отцом. Всей правды она не открыла: сказала лишь, что братья задолжали Маррону и сейчас находятся у него, сама же она ищет способ их вызволить. Как и ожидала Линн, отец накричал на нее: мол, вся семья на нее полагается, так кто, спрашивается, будет смотреть за Микки и Ру?! Разве он виноват, что сломал ногу и не ходит который год? Уж он бы не допустил до такого! Сгорая от стыда, Линн молча его выслушивала: возразить было нечего. Ее пугал этот злой, беспомощный старик, годами не покидавший своего кресла. Порой Линн просто не верилось, что это тот же ласковый, веселый человек, который водил ее гулять, играл и читал с ней, рассказывал ей истории и сказки. Всего за несколько месяцев он превратился из бодрого мужчины в расцвете лет в обрюзгшего старого человека, который только и делал что помыкал всеми и жаловался на жизнь, которая так несправедливо обошлась с ним.
– Ну и что ты собралась делать? – в конце концов спросил он, немного успокоившись. – Сколько они должны?
Линн хотела приуменьшить цифру, но лгать была не мастерица и призналась как есть, что вызвало новый шквал обвинений и упреков. Линн выслушала и их. Она молода, здорова, сильна, а отец горюет и болен. Она должна сочувствовать, а не возражать ему.
– Послушай, папа… ну подожди. Я говорила с Марроном. Ему нужна… одна вещь. Я узнаю, может быть, у меня получится ее достать. Я сейчас пойду в библиотеку…
– То есть лавка опять останется без присмотра?! Ты же знаешь, что Фимо нечист на руку. Сколько раз я говорил, что за ним нужен глаз да глаз!
Это была правда, Линн и сама подозревала управляющего, только вот поймать за руку его не удавалось, так ловко он прятал хвосты. Втихомолку Линн считала, что в одиночку ничуть не хуже заправляла бы лавкой, ведь она и так все уже делала: принимала, продавала и раскладывала товар, заведовала складом, вела счета. Только кто же поставит во главе девчонку, ведь Линн не сравнялось еще и пятнадцати.
– Прости, папа, – Линн примирительно положила руку ему на плечо. – Знаю, оставить Фимо одного все равно что запустить мышь в кладовку. Но я ненадолго, обещаю. Кто-то же должен выручить Микки и Ру.
Отец еще побухтел для вида, но видно было, что пусть и нехотя, он вынужден согласиться с Линн. Пока она накрывала стол к завтраку, пришла сиделка, госпожа Минна. К огорчению Линн, отец так и не оттаял: подчеркнуто холодный с дочерью, он с преувеличенной теплотой приветствовал Минну, словно говоря Линн: вот, снова ты оставляешь меня на милость чужого человека, который заботится обо мне за плату, и даже она относится ко мне лучше, чем ты. Расстроенная Линн попрощалась; госпожа Минна пожелала ей приятного дня, отец же едва повернул голову в ее сторону.
