– Горе мне, горе, уа-уа!
Тремя днями позже мы познакомилась.
Разнывшуюся от лагерной пищи печень я поправляла зверобоем, который сама и собирала в тихий час на соседнем непаханом поле. Из этой травы получался вкусный и полезный напиток, им я по вечерам угощала своих соседей по домику – старшего воспитателя, библиотекаря и физрука. И вот в очередную мою вылазку за зверобоем Эдуард подкараулил меня в яблоневом саду, отделяющем поле от лагеря, и приблизился, когда я уже возвращалась обратно с охапкой цветов.
– Привет!
Его белая рубашка и черные штаны сообщали торжественность моменту.
– Мне нужно с тобой поговорить.
Его обращение на «ты» слегка меня обескуражило.
– Говори… те…
Мы уселись рядышком на земляную кочку. Охапку зверобоя я положила справа от себя, на травку, и с возвышения, на котором был разбит лагерь, окинула взором окрестности. Внизу перед нами, до самого горизонта простирались леса и поля, а по небу сонно двигались пушистые облака.
– Я уже все давно про тебя знаю, – начал Эдуард.
– То есть как – все? – опешила я.
– Ну, так. Как тебя зовут, сколько лет, где ты училась, что ты любишь.
– А зачем?
– Я тебя люблю, хочу, чтобы ты стала моей женой. Мы поселимся в доме у моих родителей, потом отец поможет мне построить мой собственный дом, и у нас будет много детей. Надо только подождать один год, пока я закончу школу.
Я напружинилась, ожидая какого-то подвоха.
– Как тебя зовут? – спросила я, выгадывая время на размышление и возвращение в себя. Впервые в жизни человек сам, без посторонней помощи, без намеков и интриг делает мне предложение.
– Эдуард, – ответил жених.
– Эдуард, – повторила я, вслушиваясь в это редкое имя. – Забавно.
Именно так и должны звать настоящего принца. Подкупала и романтичность ухаживания – не каждый день о тебе слагают песни из тридцати с лишним куплетов да еще исполняют их перед всем честным народом. Раздражала лишь некоторая скоропалительность и то обстоятельство, что принц еще не закончил школу. Когда мой юный жених возобновил свою речь и стал расписывать мне красоты деревенской жизни, соблазняя коровой, курами, гусями и огородом, я вдруг задалась вопросом, а кому и почему пришла в голову столь оригинальная идея – назвать простого деревенского парня Эдуардом. В памяти всплыла история, случившаяся с одной моей знакомой.
Люся Ряхина мечтала поскорее выйти замуж, чтобы сменить фамилию. Ей очень нравился один молодой человек. Они познакомились, полюбили друг друга с первого взгляда, и вскоре мужчина сделал ей предложение. Поколебавшись пару минут для приличия, Люся согласилась, но не преминула осведомиться насчет фамилии.
– Это не важно, – ответил ей жених. – Главное, что мы любим друг друга, а фамилию я возьму твою.
– Нет, – возразила невеста, – тебе не понравится моя фамилия. Лучше я возьму твою.
– А как же твоя фамилия? – опешил тот.
– Ряхина. А твоя?
– Неряхин.
С опаской я решила поинтересоваться у Эдуарда, не скрывается ли за поспешностью его свадебных приготовлений та же причина.
– Нет, – ответил Эдуард, – я даже и не думал об этом. Я очень тебя люблю и хочу на тебе жениться. А фамилию я менять не собираюсь. Мне моя фамилия нравится, и ты, конечно, тоже будешь ее носить.
Я вздохнула с облегчением. До того момента моя собственная фамилия Стародубцева, меня, честно говоря, корежила, пугала, приводила в ступор. У всех моих одноклассников были фамилии как фамилии – Орлов, Бочарова, Матвеева, Красноярский – а меня как вызовут к доске – Стародубцева! – так сразу дуба-то и дашь. В общем, я была непрочь обзавестись более благовидной…
