– Вот так-то! – победоносно усмехнулась девушка. – И ничего я за это не плачу! Больше слушайте этих монахов! Никому я не продавала ни тела, ни души. Единственное, чего требует от тебя Хаос, – быть собой, то есть делать то, чего тебе и так больше всего хочется. А уж тех, кто ему понравится, он одаривает силой просто за то, что они такие, а не иные. Впрочем, что я вам это объясняю? Вы же с Драконьих островов, а все их жители – любимые творения Хаоса!
– Однако мои способности уступают вашим, – произнес Джарвис еще более осторожно. – Я бы мог вот так зачерпнуть воды из реки, но переменить драный мешок на роскошный наряд одной лишь силой мысли… – конец его фразы утонул в смехе Ломенархик.
– Роскошный наряд? – еле выговорила она. – Вы видали празднества своего народа, мой рыцарь, – и называете роскошью наши лаумарские тряпки? Да это всего лишь та малость, которая нужна, чтобы не стыдно было высунуться наружу!
На это Джарвис даже не знал, что ответить. Меж тем Ломенархик опустилась на колени и взяла в ладони мятую кружку, из которой принц только что допил сливянку.
– Вы говорите, мои способности превосходят ваши, хоть вы и с Драконьих островов? Что ж, значит, вы чем-то не нравитесь Повелителю Хаоса. – Она снова сощурилась, как кошка. – Всего лишь быть собой, жить, как хочешь, и делать, что можешь… Вот только одни творят чудеса, а другие придумывают правила и запреты, ибо ничего другого сотворить не могут! Мелкие людишки всегда завидуют тем, кто способен на большее, чем они с их мелочными желаниями. Потому и отдают столь охотно власть над собой разным дубоголовым монахам. Они им понятнее и роднее, чем чудотворец, наделенный умом и искусством. – С этими словами ведьма разжала ладони. Вместо оловянной кружки в них сверкал серебряный бокал, украшенный тончайшей филигранью. – Вообще-то я предпочитаю пить из тонкого стекла, – бросила она, наливая себе из бурдюка. – Но здесь, на корабле, его так легко разбить… М-м-м… восхитительно! Честное слово, когда пьешь такое вино, то прощаешь родной стране даже святошу архиепископа с его постной рожей. А уж я-то, смею думать, разбираюсь в винах!
– Кстати, об архиепископе, – прервал Джарвис самоупоенный монолог Ломенархик. – Если вы так сильны, то как же позволили монахам втащить себя на эшафот?
Ведьма скривилась.
– Сила архиепископа тоже весьма велика. Но Лаумар – земля Порядка. Его силу она умножает, мою же гасит. К тому же меня застали врасплох… Последние три года я жила в Алмьяре – там мне даже дышать было легче, – и лишь узнав о смерти батюшки, вернулась проводить его в последний путь. В конце концов разве я хотела так уж много? Мне нужны были только батюшкины деньги, а дом, сады и давильня для слив – законная доля моего брата. Разве наследство не должно делиться поровну между обоими детьми? Но… но был один молодой человек, которого я любила, еще живя в Лаумаре… за эти три года он успел уйти в монахи. И там из него вытравили даже память о нашей любви. – Джарвису показалось, что Ломенархик всхлипнула. – Он-то и выдал меня Святому Дознанию. Скажите, мой рыцарь, неужели я могла ожидать такого предательства от того, кто познал мое тело не раз и не два? А ведь когда-то я даже собиралась поделиться с ним своей силой…
Джарвис почувствовал, что ему становится жалко девушку. Взбалмошное, капризное и обворожительное создание, виновное, по большому счету, лишь в том, что родилось не в самой подходящей стране…
