Вечером «солдатское радио» передало нам грустную новость: погиб приезжавший к нам на стажировку начальник расчета – тот самый, с неработающим автоматом, который он ни разу не удосужился снять с предохранителя. Как он ни хотел быть в стороне от боевой работы, но по приказу командира ему все-таки пришлось выехать на старт их беспилотника. Думая о себе, а не о своем расчете, он не стал дожидаться старта, а отошел подальше – на край поля. Как пишут в романах – «роковая случайность»: именно туда и попала большая часть от кассетного боеприпаса ракеты противника. Беспилотник же успел стартовать, а у техников, что его запускали, ни одной царапины. Жизнь любит преподносить сюрпризы. Весь год человек бегал от опасности, искал, где потеплее и посытнее, – и нашел свою смерть. Другие же, которые каждый день подвергали себя опасности, – без царапины.
Такой случай был на моих глазах еще в 2015 году. Моей задачей тогда была фиксация украинских нарушений Минских соглашений – сейчас даже не верится, что это когда-то кого-то серьезно волновало. Тогда еще Мариуполь был не наш, но на пути к нему лежало село Широкино, которое было под нами. В одном из штабов нам сказали, что ситуация там достаточно спокойная, и мы выехали к нему с одним из уже бывалых гуманитарщиков – хорошим парнем, много сделавшим для общего дела, а сейчас собравшим своих знакомых ополченцев мне в помощь. Когда мы приехали, как часто бывает на войне, все оказалось по-другому – по селу регулярно работала артиллерия противника, а когда мы в него зашли, вокруг начали посвистывать пули. Кажется, они уже были на излете, а может, и нет – не помню. С точки зрения штаба отсутствие украинской атаки на село прямо сейчас и означало, что ситуация была спокойная. Через несколько месяцев неонацисты из «Азова» все-таки взяли Широкино, и освобождали его наши войска уже на СВО.
Но тогда, в первый раз, когда мы были в Широкино, особенно разрушена была та часть села, которая лежала на прямой видимости противника – до нее было меньше километра. Как сейчас помню, что на мое предложение идти на «передок» – передний край обороны – и выполнить задачу по фиксации украинских нарушений Минского соглашения бывалый гуманитарщик снисходительно улыбнулся:
– Максим Сергеевич, вы идите, а я вас здесь пока подожду. – В его глазах я явно выглядел идиотом, который сам идет в регулярно простреливаемое и хорошо наблюдаемое противником место, когда есть возможность туда не идти. На мою фразу о том, что именно это и есть поставленная задача, он с мягкой улыбкой ответил: – Ну это же ваша задача, а не моя… Вы идите, а я вас тут подожду.
Мы пошли вдвоем с местным проводником – ополченцем с позиций в самом селе. Как только мы появились в наиболее разрушенной части села, украинцы открыли по нам огонь из станкового гранатомета АГС-17. Помню, как ополченец меланхолично отметил:
– А вот это по нам, надо бы идти.
Он сказал это мягким и невозмутимым тоном, даже особенно не настаивая, хотя ситуация к такому спокойствию уже не располагала.
Мы двинулись к ближайшим домам, стараясь уйти быстрее от «глаз» противника, которые и наводили на нас огонь: тогда вездесущих «птичек» еще не было. Разрывы гранат становились все ближе, и к домам мы уже бежали.
Придя на точку встречи, мы увидели там пятерых раненых из числа приехавших с нами. Им уже оказывали первую помощь: «Буторфанол колоть в другую конечность от раны». Это были и средние, и тяжелые ранения, а гуманитарщику в госпитале даже чуть не ампутировали несколько пальцев. Помню и случайно услышанные слова одного из раненых ополченцев: «Наших пятеро раненых, а этому, из Москвы, кто на „передок“ поперся, – ничего». Ирония судьбы – шли на «передок» мы, а две гранаты прилетели к ним.
