Брагин чувствовал тогда, что помрачнел лицом от одной иезуитской мысли: «Вот сейчас стянет майку бойкая студентка, и поминай как звали… Выноси святых и сворачивай пляжную дискуссию… Семинаристы, чтобы в рот ее глядеть, уставятся… Знамо дело, куда и на что упулятся – на высокую голую грудь…» Но как-то обошлось, девица не оголилась, увлеченная спором. А там и вовсе под конец разговора все закрутилось и завертелось, ускорилось и завихрилось. Девчонки из пансионата вклинились в разговор с напоминанием Лере: «Ты не забыла, что сегодня выборы «мисс лагеря»?». Мол, тебе надо то-то и то-то, пятое и десятое, сейчас же срочно с тем-то и тем-то связаться – и прочее, прочее…
Лера извинилась за сорванную дискуссию в самом интересном месте, сорвалась бежать, но перед этим, покрывшись стыдливым нежным девическим румянцем, неожиданно пригласила Брагина вечером на танцплощадку пансионата, в трех шагах от «Витязя» – на традиционный, в каждой смене отдыхающих конкурс, «выбор мисс». И Брагин вечером в небольшой компании своих коллег пошел на этот конкурс, и, сидя на зрительской трибуне, нисколько не был удивлен, что «королевой красоты и интеллекта» была выбрана Лера. Она и остроумно отвечала на какие-то вопросы жюри, и классно танцевала, и пела под гитару, и читала стихи обожаемого Брагиным Лермонтова, вообще, была умопомрачительна и бесподобна, что в своем купальнике, мини-бикини, что в бальном вечернем платье…
Случился и смешной инцидент уже после объявления имен призеров конкурса. Один из чем-то возмущенных зрителей, как выяснилось потом, какой-то доцент-философ из Уральского политеха, подошел к микрофону и объявил, что жюри не надо было устраивать соревнование в интеллекте, танцах, артистизме и прочем.
А объявить победителей лишь по одной номинации «мисс грудь», раз в конкурсе, по его просвещенному мнению и наблюдению места в первой пятерке заняли только девушки, знаменитые на пляже тем, что они предпочитают на пляже купаться и загорать – «топлес». Он поднял грозно вверх палец и громко повторил, мол, не на нудистском пляже, а на обычном, так сказать, «общественном».
Намек был прозрачен: жюри клюнуло на «нескромных топлес», которым место среди нудистов-натуристов, и сильно обделило «застенчивых скромниц», «общественниц». Среди зрителей возникли первые волны недоумения и даже возмущения, шум. В возникшей неразберихе к микрофону плавно подошла Лера и, сняв с головы изящную корону, обратилась куртуазно к доценту, протягивая ему переходящий приз: «Пожалуйста, вручите эту корону той участнице, которая достойна ее, по вашему мнению, в большей степени, чем я».
Тот вытаращил глаза на Леру и промямлил: «Ну, что вы, против вас я не имею ничего против». Он галантно поцеловал ей руку и жестом отстранил протянутую ему корону: «Она ваша, и ничья больше». И уже грустнее и беспомощнее: «Только зачем обнажаться? Может, не надо, тем более, уважая свободу выбора и взглядов других?» Она пожала плечами и спокойно ответила вопросом на вопрос: «А может, надо уважать свободу выбора всех, а не избранных, тем более, здесь, не на северном полюсе, а на юге, на теплом море?..» Волны смеха и возгласы поддержки первой мисс смыли вниз со сцены философа доцента и вознесли ввысь королеву красоты…
А потом, уже избавившись от ленты «первой мисс» и короны королевы, сразу же после окончании конкурса, в грохоте ритмов традиционной вечерней дискотеки Лера подошла к Брагину и пригласила его на танец. Тот замялся, но коллеги стали его подначивать – как-никак королевам, первым мисс не отказывают. И Брагин не ударил лицом в грязь в лихом танце с королевой. Вспомнил студенческую молодость, все-таки, неплохой в прошлом спортсмен-перворазрядник, сумевший сохранить спортивно-танцевальную форму и в свой «сороковник».
