Впрочем, по его собранному настороженному виду она поняла, что не время, не сейчас надо спрашивать, тем более, выяснять степень холода или жара, целоваться… Почему она почувствовала его тревожный настрой, почему интуитивно поняла, что он скажет ей сейчас нечто предостерегающее?.. Она ничего не понимала, но ждала слов предостережения именно сейчас, когда тронувшийся поезд набирал ход…
– Пересядь быстро от окна ближе к двери, чтобы тебя сейчас никто не видел…
– Зачем?.. – выдохнула она. – Нас и так никто не видит… – Но все же покорно и грациозно перемесилась от окна к двери, даже ноги легко и пластично поджала под себя и вжалась в стенку. – Вот и все… Я спряталась… А кто не спрятался, тот не виноват… Или все же виноват?..
Он по-прежнему стоял спиной к раскрытой двери и окну в коридоре, широко разметав руки, зацепившись за верхние застеленные полки, словно не позволяя кому-то с платформы разглядеть, что же творится в глубине их купе, увидеть ее, виноватую или невиноватую…
– Еще не все, милая, – еле слышно прошелестел он одними губами, все еще самое интересное впереди, родная…
После легкого шелеста его губ она услышала несколько, два или три тяжелых ударов кулаком в стекло. Она вздрогнула. Она знала, что напротив их купе не было никого. Все жестикулирующие пассажиры группировались у окон в начале вагона, рядом с купе проводника.
– Не высовываться… – в его голосе прозвучали неведомые Лере металлические нотки. – Замри… – Он нарочито не обернулся на последний удар кулаком в стекло. Только обеззвучил металл в голосе, превратив его в доверительный шелест губ, идущий откуда-то из глубины сердца. – Так надо, милая, замри… Не умри, родная, а всего-то на мгновенье замри… Замри, как только ты умеешь замирать…
Она еще сильней вжалась в угол купе, где на вешалке покачивалась ее джинсовая куртка, и замерла. Еще сильнее поджала ноги в джинсах – без всякого желания отмирать.
Брагин спокойно повернулся лицом к окну коридора, сделав полшага из их купе. Он увидел высокого молодого человека, атлетического сложения, грозившего именно ему или их купе кулаком. Лицо его было искажено гневом и ненавистью. Он уже не мог снова ловко и сильно ударить кулаком по окну напротив их купе, и это его бесило. Не расталкивать же толпу на платформе, чтобы догнать набиравший ход поезд. Для него гораздо важнее было ударить кулаком по окну напротив их купе, чем попытаться впрыгнуть в вагон уходящего от платформы поезда.
«А вдруг запрыгнет на ходу в последний вагон поезда? – подумал саркастически Брагин. – Ну, что ж, тогда будет непредвиденное объяснение с этим типом… Буквально в самом начале путешествия. Пусть будет так… Хотя уж лучше бы в конце пути, если можно… Впрочем, вряд ли… Ничего не будет – до лучшей поры, до нужного времени… Пролонгация откладывается на неопределенный срок…»
Брагин никогда не видел раньше этого парня. Толком не знал, жених ли это Лерин или какой поклонник, или, вообще, какой-нибудь перронный хулиган подшофе. Только был уверен в том, что не будет говорить о нем Лере, как бы она не выпрашивала его – кто это, бывший жених, поклонник, знакомый иль станционный хулиган? В конце концов, своего бывшего жениха она отшила, а подаренное ей его обручальное кольца, как знак помолвки, выбросила на глазах Брагина в Москву-реку.
