— Антон, — окликает отец.
Приходится развернуться, чтобы выслушать его.
— Завтра привезут твои вещи, я же говорил тебе.
— Ну это же будет завтра. А сегодня мне что там у вас делать? — пожимаю плечами.
Отец хмурится.
— Просто отдохнешь. Или тебе лучше в школе?
— Лучше.
Ника стреляет в меня быстрым взглядом, но я продолжаю игнорировать, хотя хочется сказать что-нибудь в духе: не боись, нищий родственник не побеспокоит.
Но я понимаю, что это будет звучать как обижулька, а я таким не считал себя никогда.
— Хватит корчить из себя непонятно кого, — голос отца твердеет.
Он сжимает челюсть, и видно, что сдерживается, чтобы не дать мне подзатыльник и не запихнуть в тачку.
— Кого, пап?
Отец сокращает расстояние между нами и толкает меня вперед.
— Давай, ага, ещё при всех устроим сцену. Отцы и дети, мать твою, — строгий голос отца отрезвляет.
Сжимаю кулаки и стискиваю зубы до боли, чтобы не начать говорить все, что я о нем думаю. А думаю я мало чего хорошего.
Звук сигнашки ударяет по перепонкам.
— Просто переночуешь, можешь даже носа не высовывать из комнаты.
— Тогда смысл вообще дергаться? — продолжаю зачем-то спорить с отцом.
— Смысл в том, что я не посторонний дядька и у меня есть дом, куда ты можешь приезжать, когда тебе захочется.
— Мне не хочется, — дергаю плечом и разворачиваюсь в сторону остановки.
Ника быстро переводит глаза между мной и отцом. Выглядит слегка обескураженной.
— Ник, садись, а то мы с ним долго можем спорить, — отец открывает перед ней дверь, и она молча садится назад.
— А о чем нам спорить-то, пап? Нам просто надо пережить эти несколько месяцев до моего выпускного.
— Антон, прекрати строить из себя обиженного и просто садись в машину.
— Пап, давай начистоту? — складываю руки на груди, не сводя взгляда с отца. — Тебе было плевать на меня больше десяти лет. А сейчас что изменилось? Отцовская любовь проснулась? Ну что-то я не верю.
Отец запрокидывает голову и прикрывает глаза. Всем видом показывая, как его все это достало.
— Зачем ты вообще на это все подписался? Жил бы спокойно со своей Светой и её дочкой. Меня-то что переть в свою столицу?
— Мне никогда не было плевать на тебя, не нужно сейчас делать меня козлом отпущения, — обрубает отец, пронзая меня светлыми глазами.
— А как это все объяснить?
Отец кривит губы и отводит взгляд.
— Советую по этому поводу расспросить маму. Я ничего тебе сейчас не буду говорить, ты все равно не поверишь и не услышишь.
— А, то есть ты пытаешься сейчас на маму все спереть? — завожусь я и неосознанно повышаю голос.
На нас бросает взгляд проходящая девушка, заставляя меня напомнить себе, что мы не одни.
— Нет, я тебе просто говорю, что мама тебе расскажет лучше, чем я. Садись в машину, Антон, хватит устраивать показательное представление.
— А что ты мне сделаешь, если я не сяду в твою машину?
Отец глубоко и тяжело вздыхает.
— Да ничего не сделаю. Точнее, не собираюсь ничего делать. Просто надеюсь на твою сообразительность и ум. Для чего эта война, сын? Завтра спокойно вернешься в школу, сам, на своем транспорте. В чем проблема?
Проблема, блин, в том, что давняя обида грызет так, что мне тяжело дышать. И даже сейчас, когда отец стоит напротив, внутренние демоны жрут меня. Вдалбливают мысль, что я не нужен никому. Ни отцу, ни матери, которая спихнула меня на попечение папочки.
А стоило увидеть, как отец обращается с Никой, так стало ещё паршивее на душе. Значит, он может вести себя нормально, но не со мной. Я-то в свое время ему никуда не упал.
