Просто слов ругательных на него не хватает.
Хочет сделать из меня шлюху, тем самым унизив?
— Какой же ты мерзавец, Адам! У тебя с головой точно проблемы!
— Тогда тем более лучше сделай всё, что говорю. Психов нельзя злить, думаю тебе это известно, — проводит языком по полной, сочной губе. Там еще осталась ранка от моего укуса. Мне опять вдруг стало плохо… Дебильный мозг нарисовал в моей голове картину, как я не кусаю, а жадно целую эти поганые губы.
— После минетика, обещаю, сразу же удалю фото твоей задницы. При тебе.
Я собираюсь что-то предпринять. Панически ищу варианты. Борюсь с собой! Потому что он меня опять таинственным образом соблазняет!
Я уже почти становлюсь перед своим самым ненавистным врагом на колени, как вдруг в отдалении слышу голос мамы.
— Адам, Ника, вы дома?
— Черт побери! — Боярский рычит сквозь стиснутые зубы, подхватывая меня под мышки словно плюшевую игрушку. Быстро тащит в кабинку, запихивая туда.
Полотенце нелепым образом цепляется за ручку, слетая, я оказываюсь полностью обнаженной, а значит — ещё более беспомощной!
— Ма… — собираюсь заорать, но Адам набрасывается на меня сверху, зажимая рот ладонью. Включает душ, создавая шум.
— Замолкни, иначе удавлю, — шипит в ухо, не обращая внимания, как я дрожу.
Теперь я полностью голая.
Прижимаюсь спиной к его мощному телу, пачкая влагой его белую майку.
Слышу шаги.
Приближаются…
Дергаюсь!
Адам сильнее меня сдавливает, так что реально становится нечем дышать.
Ладонь сильнее давит на губы, подавляя крик…
— Тихо!
Я застываю. Сама понимаю, что, если мама увидит нас в таком виде — будет катастрофа. А ей нервничать нельзя.
— Адам, ты тут?
Я вижу и слышу, как ручка начинает опускаться вниз.
Мама сейчас войдет…
— Да, я принимаю душ, — мгновенно отвечает он, — только не входите, щеколда сломалась!
— А, извини. Ты случайно Нику не видел?
— Нет, — он изображает непринуждённую интонацию.
— Наверно вышла куда-нибудь…
— Хорошо, извини.
Шаги отдаляются, после стихают.
Лишь только потом, когда наступает осознание того, что опасность миновала, я вдруг замечаю, что этот гад, этот грубый хам и извращенец сжимает мою грудь!
Кровь во всём теле становится кипятком.
СВОЛОЧЬ!
Воспользовался случаем и облапал.
Уже дважды!
Сосок под его мозолистыми пальцами твердеет… Адам слегка двигает ими, дразня тугую бусинку, иногда властно пощипывает.
Перед глазами заплясали черные пятнышки.
Я на грани обморока.
Должна устроить истерику и как следует врезать кретину!
Но почему я этого на самом деле не хочу?
Почему медлю, торможу?
Я понимаю, что я хочу другого…
Врезать ему — это не моё настоящее желание, а обязанность. Необходимость. Потому что так должно быть правильно.
Вторая рука с моего рта скользит вниз по бедру и вальяжно его поглаживает. Дыхание становится хриплым и частым. Он дышит мне в ухо, касаясь прохладными губами мочки. Бугор в штанах Боярского вжался точно между моих ягодиц. Я обалдела, когда ощутила всю силу его мужского достоинства!
— Она уже ушла…
— Что?
— О-отпусти…
— А…
Я просто заставляю себя вырваться из плена наглых, похабных лапищ. Я ведь голая! Где, блин, полотенце?! Пусть шлюшек своих породистых так мацает! Да, точно. Не позволю себя использовать как других!
Вспомнив это, мне стало намного легче бороться с вожделением. Быстро отталкиваю от себя мускулистую махину, подхватываю с пола упавшее полотенце, набрасывая на себя.
Позади слышится вульгарный свист.
