Скучная реальность
сменяется красками, когда машина въезжает в центр. Вокруг мелькают рекламные
щиты, яркие витрины с одеждой, цветочные бутики — все, что душе угодно. И какой
черт дернул моего отца переехать из рая в ад? В центре ведь так классно.
На следующем светофоре
такси сворачивает влево, а затем подъезжает к главному университетскому корпусу
и тормозит.
— Спасибо, — говорю я,
вылезаю из тачки и захлопываю дверь. В ту же секунду мне на телефон приходит
оповещение о списании средств за поездку. Теперь на моей карте денег стало
меньше на целых восемьсот рублей.
Пытаясь скорее позабыть
об этом обстоятельстве, я шагаю ко входу, прикладываю пропуск к турникету и без
проблем захожу в здание. Сейчас у меня по расписанию пара экономики, поэтому я
прямиком иду к нужной аудитории.
Кабинет, как обычно,
закрыт. Я вижу это уже издалека, вся наша группа толпится в коридоре.
— Как дела, чел? — спрашивает
Гошан, когда я подхожу.
Мы жмем друг другу руки. Сазонов
мой лучший друг, мы учимся с ним в одной группе. Этот широкий шкаф под два
метра ростом лучезарно улыбается, за что мне немедленно хочется ему врезать.
Сколько я его знаю, у него почти никогда не бывает плохого настроения, и меня
это жутко раздражает. Разве такое может быть?
— С утра стояло, — угараю
я, лениво приваливаясь к стене и становясь напротив него.
— Рад за тебя, — прыскает
Гоша. — Но вообще-то я имел в виду твой вчерашний день. Удалось ужиться с
новыми родственниками?
— А, — закатываю я глаза,
— лучше не спрашивай.
— Что, все так плохо?
— Да капец, — цокаю я. — Легче
найти общий язык с обезьянами, чем с этими людьми. Блондиночка, которую, как
выяснилось, зовут Диана, оказалась очень борзой, хотя вот по виду вообще не
скажешь. Облаяла меня прям с порога, я даже толком войти не успел. Ну ниче, я быстро
ее проучил — отжал у нее комнату.
— Гонишь, — гогочет Гошан,
демонстрируя широту своей белозубой улыбки.
— Я тебе серьезно говорю.
Теперь эта ведьма спит на диване в гостиной, а я наслаждаюсь мягкими простынями
в домике Барби.
— Где? — переспрашивает он,
усмехаясь.
— Да прикинь, у нее
похоже сдвиг по фазе, — стучу пальцем по виску, для пущей наглядности, — комната
вся розовая: обои, белье, светильник, шторы. Все! На миг мне даже показалось,
что я в психушке или что меня сожрал единорог, и я бултыхаюсь у него в желудке.
Эту шизофрению она немного разбавила цветами: на стене над письменным столом
художественная роспись, на окне парочка горшков и на двери наклейки — розовые
тюльпаны.
— Смотри-ка, ты уже
разбираешься.
— Ой, замолкни, — кривлюсь
я. — В целом мне наплевать на эту зазнайку, самый мерзкий человек в этой
семейке — это ее мамаша. Мы все прекрасно понимаем, что она охмурила моего
отца, а строит из себя невинную. Да у нее на лице все написано — она
меркантильная сука! Не понимаю, какого черта батя ей в рот заглядывает. Что он
в ней вообще нашел.
— Думаешь, реально
влюбился?
— Нет, — мгновенно
отвечаю я. — Не знаю, что и кому он пытается доказать, но эта женщина для него
точно ничего не значит. Мама умерла всего лишь год назад. То, что отец ее забыл
просто немыслимо.
— Отстой, — дергает щекой
Гошан, а потом вдруг расплывается в наглой улыбке и пытается выдернуть меня из
плохих мыслей, которые уже начинают с силой меня засасывать. — Но согласись,
задница у твоей сестренки зачет.
Я оборачиваюсь к нему с
недоумением на лице.
