После возвращения с «боевых» ему заслуженно присваивали сержантское звание, а за время нахождения в казарме так же заслуженно лишали его… Он мог сказать трусу, что тот – трус, независимо от звания, и это не всем нравилось. И, конечно, ничто не могло заставить его подчиняться или выполнять приказы труса. А солдаты знают всё обо всех по своему «солдатскому телефону». Он имел право на такие поступки, был, как говорится, стреляный: его солдатскую шкуру уже дырявили, имелись два боевых ранения. Однажды испугался и набросился на лейтенанта-земляка, который сказал на строевом смотре, что комиссует солдата из армии за его хромоту: он, мол, армию позорит, мол, есть в России-матушке ещё и здоровые воины. Хромота не была врождённой, она была приобретена здесь, в Афгане: не вынутые хирургом осколки от разорвавшейся мины, прочно засевшие в ноге, болезненно отзывались при ходьбе.
Вне боевого времени для солдата быстро находили замену казарме – полковую гауптвахту. Сапёрный полк стоял отдельным гарнизоном, поэтому гауптвахта была своя. Вначале её роль исполняла вырытая в земле яма, потом построили помещение.
Единственное, что смущало солдата накануне этой боевой операции – то, что время его действительной военной службы закончилось с последним боем кремлёвских курантов, оповестившим о начале нового календарного года. Это означало, что командир не имел законного права посылать его в бой. Но он осознавал необходимость своего участия в этом неожиданном и наспех готовившемся боевом выходе – в полку прошла большая ротация личного состава, много грамотных толковых бойцов демобилизовались, а прибывшее с Союза молодое пополнение ещё было необстрелянное. Молодые солдаты были ещё напуганы свалившейся на них действительностью, они только в штатном расписании значились сапёрами, но ещё не стали таковыми по сути, им ещё предстояло пройти необходимую подготовку, обучение, знакомство с местной спецификой, плавный ввод в боевые действия. Появление таких бойцов, уже принявших присягу и готовых исполнять приказы, но с мозгами ещё недавно гражданских, невоенных людей, на этой конкретной боевой операции неизбежно привело бы к излишним жертвам.
Наутро техника выстроилась в колонну. Началось то, что было привычным и знакомым.
Выдвинулись в сторону Кабула. Там же и переночевали. Ещё два дня добирались небольшой колонной до Газни. Стоянка была между Гардезом и Газни, недалеко от озера Шаран. Здесь окончательно сформировалась колонна участников операции.
Утром тронулись в путь. Вышли из Газни, повернули на Ургун. Первыми шли БМР – боевые машины разграждения – и танки с тралами, за ними БРДМ (бронированная разведывательно-дозорная машина), бортовой номер 452 полкового взвода инженерной разведки. Его БТР шёл где-то двенадцатым. Вдруг впереди, за поворотом, взрыв! По звуку «итальянка» – итальянская пластиковая фугасная мина. Столб дыма… Подъехали. 452-й завалился на бочок, колесо вырвано, а он этот БРДМ в Союзе получал. Водила несильно пострадал, а пулемётчик Мишка Агеев контужен. Кстати, парень служил в штабе полка писарем. Должность золотая. С большим трудом перевёлся в разведку. Героизм? Романтика?
Первая ночёвка в ущелье. Ещё день пути. Колонна огромная, ползёт едва-едва. Дороги почти нет. Сапёры периодически спускались с брони, вручную щупами проверяли дорогу. Обнаружили несколько «итальянок». Почти в сумерках остановились на ночлег. Выставили боевое охранение. Спали в БТРе и в кузовах машин. Холодрыга. В горах снег. Утром подъём. Народ тянется к ПХД и «в кусты».
