— Вот же Сволочь, — усмехнулась Инна восхищенно.
— Отпустите меня поспать месяцок, — ввернул я.
— Нет, — мотнула она головой. — Пока не скажешь, куда ты собрался на месяц.
— Я не обязан вам отчитываться, — начинал закипать я.
— Обязан. Тебе показать правила?
— Я — не твой личный раб, — прорычал, переставая строить из себя послушного пса, но эта сумасшедшая только улыбнулась шире.
— Сергей, во всем мире блага зарабатываются через постель. Мне не нужно твое сердце или метка, я хочу зверя в своей постели.
— Заведи себе кота.
— Начинаю думать, что ты ничего не смыслишь в настоящей страсти, — разочаровано фыркнула она.
— Постарайся утвердиться в этой мысли, — посоветовал я серьезно.
Я и правда устал. Тревога за Фенька надорвала что-то внутри. Я понял, что не сделал того, что должен был. И что это едва не стоило мне всего самого важного. Но Инна была далека от таких вещей.
— Зря ты так, Сволчев, — разочарованно выдавила она, встала и направилась обратно к креслу. — Ты до конца жизни хочешь собирать трупы по канавам и вонять гарью? Ты достоин большего.
— Ты себе льстишь.
— Я не про себя, — не обиделась она. Уселась напротив и сложила руки перед собой. — Но связей у меня достаточно, ты же знаешь. Надо расти, Сережа. А будешь перечить мне, я тебя уволю, и пойдешь ты работать охранником в какой-нибудь супермаркет. Потому что ни в какой отдел тебя больше не возьмут. И ты же знаешь, что я просто так «не лаю», да? Такие, как ты, знают наверняка.
— Знаешь, Инна, — подался я вперед и вперил в нее злой изменившийся звериный взгляд. — Ты все время забываешь, что не принадлежишь моему миру. Тебе хочется думать, что ты тут — рыба в воде, но ты ни черта не знаешь о таких, как я. Ко мне в постели прилагается много такого, чего ты просто не вывезешь. А за это не сажают, помнишь, да? Не буди во мне зверя, а то я сам заберу свои блага по факту «убийства по неосторожности». За условное.
11. 11
— Дикарь, — протянула Инна довольно, и ее взгляд заблестел. — Тебе не нужно меня убивать, Сволчев. Достаточно просто качественно удовлетворить. А я объезжу тебя — попадись только в руки.
Выдержка отказала.
— И как тебя с таким диагнозом пустили в отделение?
— Связи, — довольно припечатала она, вальяжно развалившись в кресле.
Вот же дерьмо.
— Значит, не подпишешь, — скрипнул я зубами.
— Почему же? Можешь забрать меня вечером с работы, обсудим. Научу тебя правильной дипломатии, еще спасибо скажешь.
Я только бессильно скрипнул зубами, поднялся и направился к двери, уговаривая себя не выбить ее к чертям.
ьтвор1ч]12
Вот и чего это она с цепи сорвалась? Весну почуяла? Черт бы ее подрал!
Я добрался до своего кабинета, стянул куртку и понял, что дьявольски хочу что-нибудь разбить. Но вместо этого опустился в кресло, сложил руки на столе, опустившись на них лбом, и прикрыл глаза.
Инна никогда не говорила о своих требованиях прямо. Бесила, дергала нервы — да, но не выдвигала условий, хотя они мелькали бегущей строкой через все наше общение. И я наивно полагал, что мне нужно просто не шевелиться в ее присутствии, и тогда она на меня не кинется. По-хорошему, надо бы увольняться к чертям, но ее угрозы были вполне реальными. Эта стерва не просто так тут сидит в кресле главной — знает толк в «благах» и "правильной дипломатии", да и реальных заслуг у нее хватает. Как и знакомств. А у меня их нет от слова «вовсе». Никогда ничего не смыслил в том, чтобы прикрыть задницу чьим-то покровительством. Мне казалось, что если я буду честно и ответственно работать, то этого будет достаточно, чтобы жить достойно и смотреть по утрам на себя в зеркало без отвращения.
