– Дай мне…, – и заламывает заоблачную цифру.
– Разреши узнать, для чего? – Спрашиваю. – И часто ли ты будешь приходить с такими просьбами… Мне ведь заказ надо выполнять!
– Не твое говенное дело! Эти деньги – для «самого»!
– До «самого» я не стал прорываться, хотя ничего не было проще: на следующий день мы вместе с ним и Гаруном летели в ФРГ на «Зеленую неделю». Я спросил у Гаруна. Тот растерялся… А потом осатанел. «Сука! – кричит. – Это еще деньги банка! Мы еще ни копейки не получили и не заработали, а он уже рвет, стервятник…», – и пошел в VIP-салон. Утром вышел приказ: на работу, в здание, Мамина уже не пустили.
Опять молчали довольно долго, Борис снова закурил, спросил:
– Тебе все понятно или разжевывать надо?
– Мне понятно… Спасибо за откровенность. Что с Цимбаровичем делать?
– А ничего: позвони ему завтра и скажи, что ты срочно должен приехать к нему… Он от всего открещется. Впрочем, не звони, если пойдешь к ВВГ. А идти надо: это вторая попытка… Ох, брат, не завидую я тебе!
– Ничего, брат, прорвемся. Мы тоже не валенком сделаны. Не на улице нас подобрали!
– О кэй, закрыли тему… Как ты такую девочку увел у ВВГ из-под носа?
– Он сам мне ее отдал.
– Боится, что не выдержит… Ха-ха-ха-ха, или боится, что не справится, подальше от позора, сплавил тебе…
– Ладно, не хами, она мне во внучки годится…
– Тем более приятно. Сам почувствуешь, как молодеешь…
– Ты меня подбросишь до проспекта? Там я уже до дома пешочком дойду, подышу.
– Так девочка и подбросит своего начальника… Может, еще и услугу окажет прямо в машине?
– Борь, расскажу Милке, она прибьет тебя…
– Вот этого не надо делать! Черт с тобой, будь девственником… Ты прав: не люби, где живешь…
Вернулись, увидели милую картину: две кумушки почти сошлись носами, что-то друг другу рассказывают.
– А вот и мужчины! Все порешали, революций пока не будет? – Мила засмеялась, за ней Алена, громко, искренне, не понимая, что повода для смеха нет. Пили кофе, ели мороженое. Глеб не мог оторвать глаз от девушки: он давно не видел такой незащищенной и открытой невинности. Будто она в кругу близких родственников сидит, зная, что ее никто не обидит, что ее все любят и боготворят. «Боже мой, девочка, – думал Глеб, – что мне с тобой делать? А ни-че-го… Пусть все идет, как идет. Это ее жизнь, и она должна ее прожить сама».
Борис положил еще тысячу рублей поверх уплаченного им счета, поднял руку, когда Глеб полез за бумажником:
– Вот получишь первую зарплату, тогда и проставишься по полной программе. Алена, ты в боевой готовности? Без меня здесь водку не пила? Тогда повезешь Глеба домой!
Пауза. Молчание затягивается. Включается Мила:
– Вот, балабол! Не слушай его, девочка. Езжай домой тихонько и с Богом… А мы Глеба Афанасича доставим домой, нам по пути…
– Нет, что вы, я, пожалуйста, я могу… Я просто не ожидала и испугалась, – вдруг очнулась она от шока.
– А у него дома никого нет…, – это опять Борис. Мила снова, как и при нашем знакомстве, закрыла Борису рот ладошкой.
– Ну, и что? Я взрослый человек…
– Все-все, взрослый человек, на работу завтра не опаздывай. – Глеб примирительно гладит Аленину руку. – Дома о наших болячках – лучше промолчать, тем более, сестре…
– Ну, что вы, Глеб Афанасич, я же не маленькая.
Она встала, легко набросила на плечи пиджак, незаметно тронула рукой волосы и направилась к выходу. На нее смотрели со всех столиков ресторанного зала.
