Каин опустил голову и посмотрел на заляпанную кровью одежду. Лицо не выражало страха, а наоборот, было преисполнено безразличия. Огромный луг зелени вдруг замер. Трава разом полегла к земле, обнажив изувеченный труп Авеля.
– Бог… – сорвалось с губ юноши, и свет поглотил его.
Палач уже не рыдал. Он бессмысленно смотрел куда-то перед собой, и шевелил раскрытыми губами. Трупное лицо покрывалось светом. Горящие глаза погасли, а длинные волосы облепили заплаканное лицо.
– Прости меня… Авель… Прости…
Огромные кулаки обрушились на Каина и с грохотом вбили его в бетон. Осколки камня разлетелись вокруг, а из-под пальцев монстра поползли трещины, которые тут же заполнились кровью священника. Немезис поднял руки, и на его безобразном лице показалось подобие улыбки.
Каин лежал в неестественной позе. Одна нога была вывернута против колена, а руки переломаны, точно прутья высохшего дерева. Потухшие глаза смотрели в разные стороны, а нижняя челюсть, лишившаяся всех зубов, болталась у шеи. Из груди торчали сломанные ребра.
– Да, я не могу использовать телекинез, – голос монстра состоял из обрывков звуков. Он напоминал смесь клокотания, рева, стона и криков разных существ, слившихся в одном отчаянном и истошном хоре, – но телепатия – мой конек.
Чудище вновь занесло громадный кулак, но вдруг остановилось, уставившись на священника.
Большая буква «М» на лбу юноши пульсировала, словно магма под остывшей коркой. Красное биение нарастало, уменьшая паузы между вспышками.
Монстр отодрал прилипшее к бетону тело и поднес к лицу. Веки палача медленно раскрылись, и на монстра посмотрели безразличные глаза. Священник не шевелился. Ни один мускул на бледном лице не содрогался, превращая его в маску безразличия. Складывалось впечатление, что юноша все еще лишен сознания, однако четыре подвижных зрачка, что рассматривали монстра, говорили о том, что палач не спал. Ему просто было все равно.
Существо вздрогнуло и завертело головой, точно в его руке оказалась бомба или что похуже. Уродливое лицо исказилось яростью, и громадные пальцы сомкнулись на теле палача. Раздался хруст костей, и на землю ручьями потекла кровь. Немезис расплылся в омерзительной улыбке, наблюдая, как она струями бьет меж пальцев и орошает кожу, но вновь посмотрев на юношу, тут же перестал улыбаться.
Запрокинутая голова священника все также не шевелилась. Пустой взгляд падал прямо на монстра, и в нем будто читалось: «Ты уже не сможешь сделать мне больнее».
Немезис взревел и бросил тело палача в руины. Стена, в которую врезался священник, разлетелась как при взрыве. Колонна, стоявшая рядом, со стоном обрушилась сверху. Облако пыли взмыло в воздух, и обломки камня, подпрыгивая и перекатываясь, разлетелись по сторонам.
Монстр опустился на четыре конечности и с проворностью ящерицы понес свое многотонное тело к месту падения.
Камень еще громко падал, а пыль кружилась в воздухе, когда немезис отыскал палача. Священник вновь обрел человеческий вид. Его серая от бетонной крошки голова болталась из-под завала. Через раскрытый рот стекала вязкая нить крови, полуоткрытые глаза смотрели на монстра.
– Хах, живучий! – огромная челюсть твари двигалась, точно ковш экскаватора, – Даже успел исцелиться! Господин Люцифер хорошо потрудился над тобой! Но ты так быстро сдулся… Неужели одно воспоминание об убийстве брата способно тебя так расстроить?
