Священное наследие - страница 21

Народ, объединенный святыней, вокруг святыни порождает мыслителей, о которых впоследствии будут писать кандидатские и докторские диссертации. Если у народа, несмотря на самые страшные исторические неудачи и падения, есть такие мыслители, то это значит – народ еще жив для истории. Если нация порождает только огромное количество докторов и кандидатов, изучающих чужие идеи, тогда это верный признак того, что она умирает.

Восточная мысль уверяет, что знание и действие должны быть едины. Если я знаю, но не действую – я не знаю. А если мое знание не опирается на ценностные установки, если я живу не ради того, ради чего только и стоит умирать, если я на каждом шагу вижу интеллектуальные альтернативы знанию единому, значит, я далек от истины, так как она всегда одна и безальтернативна.

А коли я все время не имею твердого и единого убеждения, то как же я могу в принципе действовать. Все мои попытки двинуться вперед будут происходить по известной схеме – шаг вперед, два шага назад. Без истинного знания и веры в святыню мы обречены на бездействие и духовное вырождение.

Знание очень многих современных академиков докторов и кандидатов, взвешивающих «за» и «против», видящих все полноту истины раздробленно, привыкших мыслить «плюралистически», «политкорректно», не уверенных в конечном продукте своей умственной работы, пряча свою несостоятельность за авторитет предшественников из того же научного цеха, – все это есть интеллектуальная мастурбация, где понятие «интеллектуальная» вполне условно применяется, из вежливости к читателю.

Историческая нация обязана противопоставлять текучести и временной изменяемости современной псевдоинтеллектуальной тенденции рационалистического постижения бытия как суммы разрозненных явлений, жесткий стержень своей внутренней цельной духовной жизни. Историческая наука обязана воспринимать мир в его священном единстве, постигать его «синтетически» в его неделимой симфонической целостности, данной нам именно в мифе. Историческая наука современности должна отвечать как эстетическим критериям искусства, так и сложившимся нормам классической рационалистической науки, но только в той мере, в какой эти нормы и критерии эти не начинают диктовать свои принципы упрощения и односторонности.

Наш гениальный мыслитель А.С. Хомяков считал, что для подлинного понимания исторических процессов важно учитывать системообразующую роль таких цепочек как: отдельный человек, семья, род, отец и мать, дети и взрослые. И параллельную ей, состоящую из следующих категорий, понятийную цепь: племя, народ, вера, история, Церковь, Бог.

Взаимосвязь подобных категорий определялась с этической точки зрения следующим образом: «Не верю я любви к народу того, кто чужд семье, и нет любви к человечеству в том, кто чужд народу», – писал Хомяков. Отыскивая корни нашей самобытности, неповторимости исторической жизни в прошлом, он, также, писал: «Старина русская была сокровище неисчерпаемое всякой правды и всякого добра…картина оригинальной красоты общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо». В этой старине, в ее преданиях и хранится для нас сокровище мифа, зашифрованного и сокрытого от профанного восприятия и поверхностных позитивистских трактовок.

Глубокий метафизический смысл христианского государства пронизывал все поры русского исторического общества и не имеет аналогий в мировой истории. Конечно, сама идея государства рождена и философски осмыслена в Элладе и Риме и освящена Христовой верой в Константинополе. Но вот идея максимально возможного на земле построения божественного града – идея, ставшая идеалом национальной государственности, – плод исторических исканий русского народа.