У нас тут спиртоносы ходят по горам, таскают спирт в глухие деревеньки, на золотые прииски. Устя Оглашенный – юродивый старик – с недавних пор стал главною помехой на пути спиртоносов. Стал молитвы людям разносить – «от пристрастия к вину молитва священномученику Вонифатию Милостивому». Стал разыскивать в горах какой-то «камень трезвости» (аметист).
В общем, спиртоносы порешили грохнуть этого придурка. И выбрали ту самую скалу, где чёрный камень, похожий на рогатую чертячью голову. Точнее говоря, не сами выбрали. Устя Оглашенный сам себя «приговорил» под той скалой… Переночевать улегся на мягкой травке…
Спиртоносы рано утром поглядели сверху – лучше не придумаешь.
– Давай, – зашептались, – раскачивай «рогатую голову»!
– Хорошая получится надгробная плита!
– Не говори. И сам бы под такой лежал.
– Цельный памятник, а не плита!
– Тихо, просыпается!
Сверху посыпалась гранитная крошка… Щелкнула по уху Оглашенному… Он спросонья подскочил – будто оглашенный. Подумал, зверь когтистой лапою царапнул.
Посидел на траве. Огляделся. Блаженно зевнул.
Спиртоносы вверху поднатужились. Три-четыре секундочки оставалось до смертоубийства.
И вдруг петух запел в далёком Царь-Городе.
Рогатый чёрный камень полетел с вершины, только и самое последнее мгновенье что-то с ним приключилось. Он стал очень быстро белеть; чернокаменное сердце у него сделалось мягким, податливым.
Падая на голову Усти Оглашенного, камень рассыпался прохладным снежным серебром.
– О! Привет, архангелы! Вы что там? Очумели? – юродивый тихонько засмеялся, поднимая голову, пальцем пригрозил наверх. – Лето на дворе. Откуда снег у вас?
Выгребая из-за пазухи щекочущее серебрецо, Оглашенный поднялся и дальше потопал своею дорогой, не осознавая, что заново родился на белый свет благодаря петушиному крику, почти не долетевшему до уха, засыпанного снежным порошком.
Вот такая история, связанная с нашим Будимиром, после криков которого всё кругом светлеет и веселеет.
6
Светает жизнь! Светает с каждым мигом! Сердца людей светлеют, помыслы, мечты! Каждый раз, когда третий петуший крик добивает потёмки на святогрустной земле, Звездочёт Звездомирович, как ребенок, стоит, охваченный трепетом. Стоит – сомневается. Получится сегодня чудо или нет?
Соколиные зрачки слезой заволокло от напряжения. Протер глаза, под башню глянул: – Ох ты, мать честная! Что творится! Каменная чёрная фигура полузверя-получеловека стояла в царском саду. Дурохамцы подарили это чудище или заморыши. Не важно. Главное, что после третьей петушиной побудки чудище зашевелилось, позванивая бронзовыми мускулами, сделало шаг, раскалывая землю, и, тяжело грохоча, сотрясая колокол ближайшей колокольни, побежало чудище к воротам. Лапы давили траву и цветы, но вода почему-то в лужах не плескалась, а только шипела; видно, пятки сильно припекло.
Пытаясь перепрыгнуть через ворота, страшилище ударилось о белозубую стену Кремля… Рассыпалось прахом и дымом развеялось…
А на другом конце Кремля – другой «подарочек» стал оживать. Захребетники – люди, живущие за горными соседними хребтами, – привезли вчерашним вечером Царю в подарок молоденькую овечку, нахваливая серый каракуль – ширази; можно будет, мол, с неё отличную каракульку содрать.
Смиренная эта овечка оказалась рогатым витязем в железных латах на вороном коне с копьем наперевес. Петуший крик заставил вороного замереть. Конь упал на землю, опрокинул дьяволорогого своего наездника – оба заклубились чёрным облаком и развеялись на ветру.
