– Обещаешь, как будешь воеводой, назначишь меня завскладом? Детям потомственный титул, хороший оклад, пенсии по старости?
– Все, всё обещаю! – заверил Заяц и в порыве благодарности расцеловал мышку.
Прибегает мышь к главному программисту Селезню Стреляному, так мол и так, воевода одного дальнего лесного хозяйства приглашает на отдых на великолепное чистое озеро.
– Неужели еще есть такие озера? – усомнился Селезень Стреляный.
– У нас все есть, дорогой ты наш праведник. Народ птичий тебя неподкупным величает. Приватизировать не успели, заграница не берёт – далеко, а какие там заводи, а какие камыши… – выпевает Мышь.
– Говори, говори, что я должен сделать? – загорелся Селезень Стреляный.
– Сущая ерунда: пусть твоя машина напишет, что потомственный князь заяц Хромая Лапа назначается воеводой в лесное хозяйство Главной Канцелярии. Лев Справедливый гарантирует неприкосновенность, разрешает всему зверью вольно жить и плодиться как деды жили и плодились. Написал? Слетай, пускай Его Величество Бревно распишется.
И все. Живёт Заяц воеводой. За чистоту старинного уклада держится. О женитьбе на лисе даже не думает, зайчих молодых около него хоровод. Волки таможню несут, мышка складом продуктовым заведует. Селезень Стреляный на озере дачку отгрохал. Хлопочет в ООН о правах потомственного владения и присвоения прозвища Неподкупный.
Живет Хромая Лапа, научился пыль в глаза пускать, опыт, слава Богу, заимел.
Механизатор широкого профиля Гордей Лосев колет на своей улице дрова. Помахивает колунчиком, что Илюшенька булавой, с протяжкой. Поставит чурку на «попа», приноровится, по какому месту садануть, ну и сада нет. Другую поставит, дух пере ведет, на пустынное поле посмотрит, вдоль деревни глазами проедется – и опять вдарит. Раньше, бывало, час не знал как выкроить на разделку этих самых дров, а теперь вольному – волюшка. Седьмой день бригадир за порогом не бывал, а чего ему над душой стоять, коль топлива нет, запчастей нет, а деньги председатель – бедолага кует около Воркуты: маслом сливочным промышляет, копеечку до бывает. Не жизнь – пряник медовый. Был на днях государственный человек, где-то около Вологды отирается, мужики и насели на него скопом: это к чему же дело идет, коль колхозы под нож пустили? Помассировал тот человек трехэтажный подбородок, снисходительно-покровительственным тоном принялся вещать, как старый ворон, про союзников перестройки, большие заграничные кредиты, про фермерские рычаги.
– Так это, выходит, кто куда? – спрашивают мужики.
– Да Бога ради! Вот был я в Канаде…
Гордей Лосев со товарищи в Канаде не были, в заокеанскую сказку не врубились, потому человек отбыл из глупой провинции разочарованным.
На противоположном краю деревни поя вились две легковые машины. Одна – белая, другая – красная. Из них вышли женщины с большими рюкзаками, мигом рассыпались по деревне. «Эхе-хе, – сдвинул шапку на затылок Гордей, – цыганье пожаловало». На цыган Гордея прямо-таки тянуло. При виде их какой-то бесноватый демон заводил его, как заводят пружину патефона, и не отпускал, пока не разыграет всю программу. Антипатия появилась в детстве, когда старая цыганка увидела на руке матери смерть сына в колодце. Гордей с тех пор панически боится воды, и всякий раз, когда появляются цыгане, его подмывает опровергнуть предсказание. Он не был иезуитом, но это христовальное племя считал паразитами народа.
