Святая Русь против варварской Европы - страница 59
Но, во-первых, ясак был не безвозмездным, он являлся «государевой службой», и сдавшие его получали «государево жалованье» тканями, топорами и другими товарами. А во-вторых, уплативший ясак получал право продавать излишки мехов по свободной цене, что тоже было небезвыгодно. Права «ясачных» строго охранялись законом. Все воеводы получали царские наказы действовать «ласками, а не жесточью и не правежом», а необъясаченных стараться подчинить миром – «и велети их прежде уговаривати всякою мерою ласкою, чтоб они в винах своих государю добили челом и были под высокою рукою и ясак с себя платили». Только в случае крайнего упорства и сопротивления допускались военные действия «небольшим разорением». Запрещалось и отбирать родовые земли, требовалось «ясачных угодий не имать», селиться только в «порозжих местах», а тех, кто «у ясачных людей угодья пустошает», «сбивати долой» и «бить кнутом нещадно».
Наконец, сказывался и такой фактор, как отсутствие у русских расовой и национальной неприязни. Уважение к местным. Они признавались не «дикарями», а такими же людьми, как сами русские. Отсюда и ответное отношение. Француз Лайоне писал: «Когда русский мужик… располагается среди финских племен или татар Оби и Енисея, они не принимают его за завоевателя, но как за единокровного брата, вернувшегося на земли отцов… В этом секрет силы России на Востоке». Конечно, без крови не обходилось. Первые знакомства с новыми племенами часто знаменовались стычками, у них брали «аманатов»-заложников. Но потом привыкали друг к другу, сживались, и постепенно устанавливался взаимовыгодный симбиоз.
Первопроходцами и служащими дальних гарнизонов были обычно казаки. Хотя на Руси это слово имело несколько значений. Были этнические казаки – донские, терские, яицкие. Но и обычного воина-пехотинца, если он служил не в стрелецком или солдатском полку, тоже называли казаком. И Сибирское казачество формировалось именно из таких кадров – их вербовали на службу из крестьян и охотников в районах со сходными климатическими условиями: в Устюге, Вологде, Поморье, Перми. Принимали и крещеных тунгусов, татар, бурят, якутов.
За землепроходцами на новые места приходили партии промышленников из крестьян и горожан, надеявшихся разбогатеть добычей пушнины или «рыбьего зуба» (моржовой кости). Такая охота не возбранялась, но Сибирь считалась «государевой вотчиной», и требовалось платить большую пошлину, 2/3 добычи. Однако стоили эти товары очень дорого, один «сорок» соболей (40 шкурок) – 400–550 руб., пуд моржовой кости – 15–20 руб., и желающих попытать счастья находилось много. Своих приказчиков посылали в дальние края и купцы. Торговать с местными жителями, выменивая пушнину на промышленные товары, да и торговля с русскими служилыми и охотниками сулила хорошие прибыли: если в Тобольске пуд хлеба стоил 1–2 коп, то в Якутске – 9—10 коп., а на «дальних реках», Яне и Индигирке, он был деликатесом, продавался по 5–8 руб. Топор в Тобольске стоил 32 коп, а в Якутии – 1 руб.
А дальше, за Леной, землепроходцев уже манили новые края, где обитали пока неизвестные или малознакомые народы. На северо-восток от якутов жили юкагиры, оленеводы, охотники и рыболовы. На Чукотке – эскимосы, чукчи «оленные» и «пешие» (промышлявшие охотой на морского зверя), на берегах Берингова и Охотского морей – коряки, на Камчатке – ительмены (камчадалы). В верхнем течении Амура обитали дауры и дючеры, занимавшиеся земледелием, скотоводством, торговлей. А ниже по этой реке – натки и гиляки (нивхи), кормившиеся рыбалкой и охотой. По тайге раскидались стойбища тунгусов (эвенков) и ламутов (эвенов). А прибайкальские и забайкальские степи населяли буряты.