Ясно, что долго так продолжаться не могло, и в одно прекрасное утро супружеская пара проснулась наедине с неоплаченной четырехкомнатной квартирой. Как быть, что делать? Недолго думая, Паша расклеил по городу объявления. Разумеется, на русском.
И почти сразу стал хозяином. Вернее, посредником между настоящим хозяином и эмигрантами-одиночками, которых он начал к себе подселять. Толик оказался для него сущей находкой – почти что старожил, он довольно хорошо говорил на иврите и был удобным бесплатным переводчиком на время переговоров с настоящим хозяином. Цену – и Толику, и другим квартирантам – Паша назначал с таким расчетом, чтобы не платить самому и еще оставалось на внесение своей лепты в семейный бюджет – бывшая московская профессия жены оказалась весьма востребованной в ночном Тель-Авиве, но одной зарплаты на двоих, естественно, не хватало.
Их комната единственная в квартире запиралась на ключ.
Дела Толика тем временем уверенно шли в гору. Долларовая сумма достигла отметки в тридцать три тысячи. И это было серьезным поводом задуматься. Стоило ли вообще держать на счету такие деньги, если банк оценивает услуги по их размещению столь необоснованно дорого? Десять шекелей в месяц, чистый грабеж! Позволить десяти шекелям загубить такую красоту? Ну уж нет. И Толик, выпалив что-то обидное в лицо банковской служащей и подписав нужные бумаги для закрытия счета, уложил снятую и обменянную на доллары наличку в застегивающийся на молнию карман новых шорт, купленных специально для этой цели.
Прошел месяц, другой, близилось лето. В салоне, где за шкафом стояла Толикова кровать, кондиционера не было. Спать в шортах становилось жарко, приходилось класть их на ночь под матрас. Но как бы Толик ни хранил страшную тайну шорт, она едва ощутимым облаком расползлась по всей коммуналке.
Сосед Жора из комнаты с кондиционером уже давно проявлял неподдельный интерес к Толиковым шортам. В стране Жора находился всего несколько месяцев, и пока что сидел на эмигрантском пособии, но надо было думать и о будущем. За спиной у Жоры было какое-то туманное и, видимо, очень увлекательное ташкентское прошлое. Что-то, связанное с бизнесом, о сути которого он никогда не распространялся. Было известно лишь, что последние два года перед эмиграцией он тихо отсиживался где-то под Калугой, ухаживая за старой больной теткой. Попав в Израиль, Жора мгновенно оценил ситуацию и пришел к тем же выводам, что и Паша. Язык не выучить, нормальной работы нет, а мести улицы и месить раствор он не будет. А красиво жить уже тоже хотелось – ездить в Тель-Авив, покупать блядей и перстни с печатками. Причем перстни доставляли куда больше удовольствия – у этих блядей как-то все слишком официально и стерильно – десять минут моется, еще столько же красится, и – здесь ее не трогай, помаду размажешь, и только попробуй не предохраниться – выведут с охраной и денег не вернут, – а в дверь уже стучит следующий.
И заходил Жора кругами вокруг Толика, долго и умно разговаривая, давая советы, набиваясь в друзья.
– Давай, – предлагал ему, – уедем вместе, на Украину. Твои деньги, мои мозги, прибыль – пополам. Ведь ты все равно никогда не сумеешь эти деньги правильно применить.
Но недоверчивый То лик только хмурился. И лишь сильнее стал мучить его страх за любимые шорты и боязнь оставить их без присмотра, хотя бы на время принятия душа.
