Святой Алексей, человек Божий - страница 2



– Ну, с такими мыслями и надеждами ты не заслужишь спасения.

– Что же делать? Двум господам нельзя служить, и ты сам на себе можешь испытать это…

Собеседник с неудовольствием отвернулся.

Во внутренних покоях между высокими посетителями Евфимиана происходили также оживленные разговоры по случаю объявления Юлиана цезарем и вероятного в недалеком будущем вступления его на престол.

– Церковь Божия переживает истиннотревожные дни, – говорил один из почтенных гостей Евфимиана. – Точно с великим Константином священной памяти закатилось солнце наше и настала бурная ночь, под покровом которой творятся беззакония. Ариева ересь, точно раненое, но не пораженное насмерть, чудовище, снова поднимает к ужасу всех истинно верующих свою голову. Защитники истинной веры изгоняются, великий Афанасий должен укрываться в пустынях египетских, а на его место в великой Александрии, оружием возводится на престол апостольский почти полуязычник. Кровь льется рекою…

– А у нас, в Риме, разве лучше идут дела? – возразил другой. – Не возмутительно ли, что презренные евнухи, как заговорщики, решают низложить и, точно воры, ночью похищают у паствы любимого пастыря? Блаженный, горячо всеми любимый Аиберий в ссылке, а на его месте – Феликс, незаконно избранный и посвященный.

– Наперекор императору, мы останемся верны своему пастырю и никогда не признаем узурпатора. Решено уже всеми неотступно просить императора о возвращении Либерия.

– Но кто скажет, какой успех будет иметь это ходатайство?

– Не в этом, мне кажется, заключается главная опасность нашего времени. Меня приводит в ужас одна мысль о назначении цезарем Юлиана. Я хорошо его знаю. Церковь в своих недрах воспитала такого заклятого врага имени Христова, который принесет вреда едва ли не больше, чем самые яростные гонители прежних времен.

– Не ужасайтесь этого, – сказал строгий инок, недавно прибывший с Востока. – Юлиан будет императором и постарается принести, насколько ему будет дано, вред Церкви. Но я полагаю, это будет легкое облачко, которое скоро исчезнет. Опасность нашего времени кроется гораздо глубже. Чем объяснить самое отступничество Юлиана, которое с каждым шагом его становится очевиднее? Зачем Великий Вождь Церкви попустил совершиться такому соблазну? Не лежит ли часть вины и на нас всех? Сраженное язычество собралось отомстить нам и подкралось, чтобы ослабить нас с такой стороны, которая менее всего должна бы быть для него доступна. Оно заразило многих из наших братий своим тлетворным дыханием: с ужасом на чадах Церкви мы замечаем язвы, которые мы привыкли видеть в одряхлевшей языческой среде. Язычество возрождается в самых недрах Церкви. Чем мы, христиане, низложили язычество? В чем заключалась наша сила и крепость? Кроме помощи

Божией, мы сильны были истиннохристианскими нравами, христианин отличался от язычника всем своим поведением, всем образом жизни. А теперь!? Не приходится ли бежать в пустыню всем, ищущим спасения, чтобы избежать общей заразы?

И инок печально опустил свою голову. Глубокое молчание было ему ответом.

– Но будем мужественны! – внезапно воскликнул он. – Если мы, римляне, окажемся недостойны, Господь призовет облегающие нас со всех сторон варварские народы, Церковь Божия воссияет в таких странах, где до сих пор кланялись кумирам, и имя Божие прославится по вселенной.

– Но судьба общего отечества разве не трогает твоего сердца? – спросил один из присутствовавших.