Михаил, подняв голову, едва ли не первый раз за весь разговор прямо взглянул на мать. Глаза его по-прежнему выражали кротость и смирение, но упрямые складки по краям плотно сжатых губ говорили об обратном.
– Матушка, – начал он, осторожно подбирая слова, – зачем звали? Дело в следствии, что ведут Глебов с Шереметевым? Все еще желаете, чтобы я отступился от невесты своей? Извольте, но сначала я узнаю правду, а потом уже приму решение!.. И еще, – добавил он после краткой заминки, – почин мой с благословения Великого государя, Святейшего патриарха Филарета Никитича. Перед ним и ответ держать буду!
Ни один мускул не дрогнул на каменном лице инокини Марфы при упоминании ее грозного супруга.
– Мне жаль, Миша, что ты мог подумать, будто я могу желать дурного своему сыну! – произнесла она как можно мягче.
Глаза ее наполнились слезами. Марфа по-бабьи всхлипнула и неловко утерла их тыльной стороной ладони.
– Все, что я делаю, ради тебя! Не скрою, у меня было намерение отговорить тебя от затеи с Хлоповой потому, что считала ее легкомысленной, дерзкой и неучтивой особой. Но, видя твою непреклонность, я с легким сердцем уступаю. Если Машка сделает тебя счастливым, кто я, чтобы противиться вашему союзу?
– Это правда? – растерянно спросил Михаил, и щеки у него задрожали от избытка чувств.
– Конечно! – не моргнув глазом, ответила Марфа.
Не в силах сдерживать себя, царь рывком вскочил с кресла и бросился в объятия матери. Плечи его сотрясали рыдания.
– Спасибо! Спасибо, матушка! – твердил он, хлюпая носом и глотая слезы счастья.
Марфа улыбнулась и, как в детстве, ласково погладила сына по голове.
– У меня будет одна просьба, – произнесла она вкрадчиво.
– Какая? – насторожился Михаил, осушив слезы кружевным батистовым платком, протянутым матерью.
– Хочу, чтобы владыка Арсений Элассонский участвовал в дознании.
– Зачем? Там уже есть один священнослужитель, пресвитер Варлаам из Чудова монастыря. Впрочем… – пожал плечами царь, увидев стальной блеск в глазах матери. – Изволь. Мне все равно, пусть едет. Только пусть помнит, главным – боярин Шереметев. Чтобы без склок!
– Вот и славно! – удовлетворенно воскликнула Марфа и еще раз раскрыла свои объятия сыну. – Иди ко мне, Миша, давай обнимемся, и иди с Богом! Устала я что-то сегодня…
Счастливый сын обнял улыбающуюся мать, подставив лоб под крестное благословение. Он поцеловал Марфе руку и неспешно, слегка прихрамывая, направился к выходу. Когда дверь за царем закрылась, улыбка медленно сползла с лица старой инокини.
– Мать Евникея, ты здесь? – спросила Марфа, не меняя позы и не поворачивая головы.
Потайная дверца в перегородке между двумя колоннами, поддерживающими низкие своды кельи, бесшумно отворилась, обнаруживая за ней небольшое помещение, служившее инокине Марфе для тайных встреч и секретных переговоров. Старица Евникея, шурша складками длинной мантии, прошла по келье и молча уселась на кресло, оставленное царем.
– Все слышала? – спросила у нее Марфа.
– Каждое слово, сестрица! – ответила Евникея.
Марфа покачала головой.
– Тянуть больше нельзя! Что там твой Мишка?
Евникея криво ухмыльнулась, обнажая ряд крепких, здоровых зубов, редких для людей ее возраста.
– Детищь мой скользкий, как лягуха болотная, но обещал все устроить как надо. Говорит, его человек при Хлоповой свое дело знает.
– Отрадно слышать, – кивнула Марфа, открыв маленький ларец, стоявший на изящном резном столике рядом с ее креслом, и вынула из него пару свитков, скрепленных ее личной печатью. – Однако, мы, сестра, тоже сложа руки сидеть не должны.
