— А если бы зелье было проверенным, можно было бы плеснуть в лицо магистру Пинталю? – с заметно дрожащим голосом, произношу.
И тут же мысленно себя ругаю.
Ну что я за дурочка? Зачем вообще спрашиваю подобное?!
Это так на меня лорд Тхан влияет, не иначе. Раньше за собой такой глупости я не замечала.
Хотя, кого я пытаюсь обмануть? Я всегда говорю раньше, чем успеваю хорошенько подумать!
— А вы как думаете? – прищурившись, обманчиво мягко спрашивает ректор. И, не дождавшись ответа, холодно продолжает: — Нельзя, разумеется! Поэтому вы сейчас и стоите передо мной. Подобное поведение неприемлемо для студентов академии Далвэйт.
— Он заслужил! – глухо выпаливаю и опускаю глаза, чтобы не видеть реакции лорда Тхана на свою дерзость. Теперь наравне со страхом во мне борется обида.
Я поступила, может, и не очень хорошо, но оправданно. А как иначе? Неужели на моем месте кто-то из девушек стерпел бы подобные непристойности, которые позволял себе магистр зельеварения?!
— Заслужил? Позвольте узнать чем. Чем магистр Пинталь заслужил быть облитым неизвестным зельем, от которого у него на лице ожоги?
Ожоги?! Ох, богиня-матерь, защити…
Пока я пытаюсь успокоить зачастившее сердце и прыгающие от пугающей новости мысли, терпение ректора Тхана похоже заканчивается.
— Молчите? Вам нечего сказать? Что ж, тогда скажу я. Подобное поведение я не могу вам спустить, несмотря на вашу успеваемость и хвалебные отзывы других магистров. Вы будете…
Не в силах слышать, как меня отчисляют, сквозь набежавшие слезы выкрикиваю:
— Прошу, дайте мне шанс!.. Это первое мое нарушение… Не отчисляйте меня, пожалуйста… – уже на грани шёпота договариваю.
Я особо не надеюсь на понимание ректора, и всё же… не могу спокойно принять своё отчисление.
Думать о том, как заявлюсь на порог родительского дома без диплома, позорно отчисленная почти после полутора лет обучения, было выше моих сил.
Родители так гордятся мной… Я не могу их разочаровать.
Меня накрывает отчаянием. Опустив голову еще ниже, неожиданно для себя всхлипываю.
— Я вижу, что вы раскаиваетесь, – мне кажется, или голос ректора смягчается? — Но магистр Пинталь настаивает на вашем отчислении. И винить его в этом сложно. Если каждый студент будет реагировать подобным образом, как вы, на плохую оценку, то учить молодое поколение будет некому. Вы понимаете это, студентка?
— Понимаю, – киваю. И, шмыгнув носом, проглотив гордость и сидящее во мне чувство справедливости, добавляю: — Подобного больше не повторится. Я обещаю.
Несколько долгих секунд ректор Тхан хранит молчание. Я чувствую на себе его тяжелый внимательный взгляд, но посмотреть в ответ не решаюсь. Продолжаю разглядывать носки новых форменных туфель, борясь с желанием позорно разрыдаться на глазах у ректора.
Вот прямо так и хочется, опуститься на мягкий светлый ковер и разреветься в голос. От обиды, испытанного унижения и страха.
Громко. От души. Так чтобы даже строгого лорда-ректора, тронуло. Но я креплюсь. Молчаливо глотаю ком обиды и жду.
— Я не стану вас отчислять, – наконец произносит лорд Тхан. И я облегченно выдыхаю. Даже слезы высыхают как по волшебству. – Но вы должны принести извинения магистру Пинталю. И вы будете наказаны: неделю будете убираться в подвальных лабораториях после практических занятий.
Тут я не сдерживаюсь и кривлюсь. Благо ректор не видит моего лица, я по-прежнему не поднимаю головы. Уборка в лабораторных кабинетах занятие неприятное, трудное и зачастую мерзко пахнущее. Но больше меня расстраивает не наказание. А то, что придется извиняться.
