Сядьте на пол. Руководство по дзену для родителей - страница 28

Сам же Кит после семи увлёкся граффити – это такой способ весело рисовать вместо того, чтобы скучно писать. В прошлом это называлось каллиграфией. Отмотав дневник на несколько лет назад, я вспоминаю, как оно начиналось:

«Дал Киту задание про цифры: неправильные надо было зачеркнуть. Сначала Кит превратил банальное зачёркивание в дорисовывание: каждый неверный знак у него превратился в мини-картинку. Потом он взял отдельные маленькие листочки бумаги, написал на них цифры… и стал дорисовывать более тщательно: из тройки сделал лук, из двух двоек – сапоги. Нарисовал несколько вариантов разноцветных корон, включая собственное изобретение: "корону-ушанку". И наконец, взял большой лист и нарисовал картину с неким средневековым человеком, перенеся на эту картину весь заранее разработанный гардероб. Дизайнер?» (декабрь 2009)

Язык рисунка

Отношение многих родителей к первым детским рисункам очень похоже на отношение к первым словам. Все эти пятна и разводы конечно очень ми-ми-ми… но какой-то внутренний голос шепчет: скорей бы на листе появилось что-то понятное и реалистичное.

Подозреваю, что этот голос исходит от целой армии психологов и педагогов, которых хлебом не корми, дай только придумать «четыре стадии». В случае детских рисунков их классификация поражает однозначными эпитетами: от «лишённых смысла» и «бесформенных» каракулей – к «правильным» изображениям [21]. Возникшие ещё в начале прошлого века, эти теории до сих пор фигурируют в педагогических методичках. Неудивительно, что все мы задеты по голове железным совком этих стереотипов.

Я хорошо помню, когда мой старший нарисовал первого человека. Этот день прямо так и записан в дневнике: "День первого человека". Правда, Кит выбрал для рисунка самую мрачную, чёрную акварель. И честно говоря, я сам ему подсказывал, что рисовать, стоя за спиной: "Теперь ручки, теперь ножки…" Кроме того, покончив с человечком, он стал закрашивать все листы большими чёрными кляксами. Человечка я едва спас, а то и он был исчез в этом урагане.

Сейчас, спустя много лет и два огромных ящика рисунков, я могу только посмеяться над своими стереотипами молодого отца – и рассказать про язык рисования такую же историю развития "с самого низа", как про речь.

Для начала – цвет. "Мрачный" – это характеристика взросликов. Ещё сильнее их может раздражать использование красного: ну прямо кровища! На самом деле, дети в два года просто выбирают самые яркие цвета. А это красный и чёрный, как в названии романа Стендаля или в песне группы "Алиса". Впервые я столкнулся с таким выбором цвета в 1994 году, когда рисовал пастелями орхидеи в одной американской оранжерее: ковылявший мимо ходунок уверенно выхватил из моей коробки красный мелок и потопал дальше.

Позже подключаются и другие цвета. Но совсем не с тем смыслом, который понимают родители:

«Подслушано у Кита во время рисования:

– Чудовище нарисуем зелёным, чтобы оно было доброе…

– Эта ведьма будет с оранжевой полосой. Это будет полицейская ведьма…

Ну, оранжевая полицейская полоса – это легко. А вот почему зелёное чудовище – доброе, я не сразу понял. Это же Шрек, он у нас был культовым персонажем несколько месяцев!» (май 2007)

Интересные наблюдения о цветовом кодировании у детей были сделаны при изучении синестезии. Это феномен "смешивания ощущений", когда воздействие на один из органов чувств вызывает реакцию совершенно другого чувства. Например, у человека возникают цветовые ощущения при чтении букв: «А» вызывает красный цвет, «Е» – зелёный. Считается, что синестезия свойственна большинству маленьких детей, но с возрастом при нормальном развитии ощущения «разделяются». Однако у людей с определенными отклонениями такого разделения не происходит. Синестезию пытались объяснять разными гипотезами, но в основном гипотезы концентрировались на особенностях мозга пациента – отсюда и выражение "неврологическое отклонение".