Бесчестие и почесть ровно переносит,
Холодом, зноем, наслаждением и болью
Кто не затронут и к миру пристрастья лишённый,
В безмолвии внутреннем кто пребывает,
К хвале и хуле безразличен, довольный
Тем, что приходит от жизни, и не привязанный к крову,
Твёрдый умом и любовью исполнен, —
Тот человек Мне воистину близок и дорог.
(Глава 12, строфы 14, 18–19) [Shrimad Bhagavad Gita 1967: 283, 286]
В БГ говорится о любви бхакта к Кришне-Абсолюту и о Его ответной любви: «Я люб (priya) ему, а он люб Мне» [Radhakrishnan 1948: 219]. Слова со значением «любовь», «любимый», «сердце» встречаются в тексте источника не один раз, однако любовь к Богу в рамках проповеди Кришны о бхакти-йоге показана чувством глубинно внутренним, ровным, лишённым ярких внешних эмоциональных экспрессий и изощрённых психических оттенков. То же самое, хотя и другими словами, отмечают исследователи Эммануэль Франсис (Emmanuel Francis) и Шарлотта Шмид (Charlotte Schmid) в предисловии к книге Archaeology of Bhakti (2014): «Как в Шветашватара-упанишаде, так и в Бхагавадгите чувство преданности (devotion) Богу главным образом лишено эмоциональной текстуры, которая так широко представлена в поздней поэзии бхакти – будь она на языке санскрите, тамильском, брадже, каннада, телугу, бенгальском, маратхи, ория и других индийских языках – «классических» и «народных» [The Archaeology of Bhakti 2014: 3].
В связи с мало проявленной «эмоциональной текстурой» в БГ всё же следует уточнить, что в эпизоде, где Кришна являет Арджуне свою вселенскую форму Вишну-Абсолюта, о которой, в том числе, говорится:
…Сияние, подобное тысяче солнц,
Что разом взошли над землёй, —
Таким же был свет,
Что исходил от видения вселенского.
И в этом образе Бога богов
Узрел тогда Пандава мир целиком,
Что взором единым быть мог охвачен,
Со всеми его мириадами форм.
(глава 11, строфы 12–13) [Shrimad Bhagavad Gita 1967: 246–247],
чувства Арджуны сводятся к «изумлению» (vismayāviṣṭa), «трепету восторга» (hṛṣṭaroma) (глава 11, строфа 14) [Shrimad Bhagavad Gita 1967: 247] и даже благоговейному ужасу («Видя вселенскую форму твою, о Большерукий, миры все трепещут от страха (pravyathitāḥ), так же как я», «я в сердце своём ужасаюсь (pravyathitāntarātmā), о Вишну, мужество всё и покой покидают меня» (глава 11, строфы 23–24) [Shrimad Bhagavad Gita 1967: 253] [57]. Изумление и страх (wonder and fear), по мнению Э. Франсис и Ш. Шмид, – это то, к чему «сводится эмоциональный аспект раннего бхакти, в то время как в последующей поэзии бхакти преданность (devotion) выражается с помощью любовной лексики – сложной и глубоко переживаемой; и эта преданность уже представляет собой страсть (passion)» [The Archaeology of Bhakti 2014: 3] (см. также [Narayanan 2010: 716]).
Некоторые исследователи, сравнивая БГ с другими, более поздними источниками, связанными с образом Кришны и описанием бхакти, такими как Бхагавата-пурана, Вишну-пурана, Харивамша, где эмоциональность выражена уже гораздо ярче (в Бхагавата-пуране[58] она, например, проявлена в чувствах пастушек-гопи и Яшоды к Кришне), проводят разделение бхакти на «интеллектуальное» (каким оно представлено в БГ) и «эмоциональное» [59]. В то же время, как кажется, разделение это довольно условное, а «скачок» или процесс перехода от интеллектуального бхакти к эмоциональному (если такой вообще имел место) до сих пор чётко не прослежен на основе религиозных текстов. В этой связи, Э. Франсис и Ш. Шмид справедливо отмечают: «в доступных текстовых свидетельствах, отражающих ранние формы
