Некоторые исследователи, например, А. М. Пятигорский, проводят аналогии между бхакти и мистическими течениями других мировых религий, включая исламский суфизм или христианский исихазм [Пятигорский 1962: 77].
В Индии древнейшим священным источником, где звучит обращение к божественному, являются гимны Вед.
Вот одна из строф ведийского гимна, посвящённого богу Индре[15]:
Да воззовём мы ради спасения нашего
к великодушному Индре,
Герою великому, [дабы принёс он нам] выигрыш
и обретение военной добычи!
О Индра, что слушает [нас], устрашающий в схватках,
Врагов повергающий, захватывающий добычу!
Риг-веда, III, 38,10,
[Die Hymnen des Rigveda 1955: 242], [Пятигорский 1962: 84]
И вот строфа средневекового гимна бхакти, обращённого к Богу Шиве и принадлежащего тамильскому поэту Маниккавасахару (предположительно IX в.):
О Безупречный! Даруй же благо мне, ничтожному,
Тому, чьё сердце не смягчается,
Не плавится в стремлении с Тобою слиться!
На эту землю Ты пришёл, являя милость
И показав сияние Своих ножных браслетов!
Будь же ко мне, кто раб Твой есть, что распростёрт ниц ниже пса,
Милостью более великой,
Чем доброта, что мать дарует своему ребёнку,
О Ты, кто есть первичная реальность!
(Маниккавасахар, Тирувасахам)
[Maṇikkavācakar 1954: 9]
Как видим, в первом случае восхваление одного из богов древнего ведийского пантеона ограничено вполне прагматичными целями его почитателей – победой над врагом и обретением военных трофеев.
Во второй же строфе адепт стремится к эмоциональному контакту с Шивой через любовь к нему в своём сердце. Внутренне ощущая божественную вселенскую природу («…о Ты, кто есть первичная реальность!»), бхакт в то же время не преследует конкретных материальных целей, главное для него – «слияние» с Богом, лицезрение его формы и обретение милости. Автору строфы свойственна психическая рефлексия, он сетует на то, что сердце его недостаточно чувствительно, а отношению Бога к себе придаёт личный, родственный характер, сравнивая его с отношением матери к ребёнку.
К такому сопоставлению гимнов Риг-веды и священного канона тамильских бхактов обращался А. М. Пятигорский, выявляя на внешнем смысловом уровне текста «прагматику» в первых и эмоционально-личное начало в последних [Пятигорский 1962: 81–99]. Когда мы говорим о «прагматике» ведийских гимнов, то здесь, конечно, важно учитывать, что в данном случае имеется в виду именно внешний смысловой уровень текста отдельных гимнов этого древнейшего религиозного источника. Гимны Вед также могут трактоваться и с другой позиции – глубинного духовного символизма, которой придерживался, например, выдающийся бенгальский мыслитель и духовный учитель Шри Ауробиндо (см. [Шри Ауробиндо 2004]).
Тем не менее, проведённое А. М. Пятигорским такое сравнение гимнов – по большому счёту в рамках одной и той же религии, индуизма [16] (хотя, конечно, на разных временных этапах её развития) – может ярко демонстрировать суть бхакти как духовно-психического явления.
Известный индийский мыслитель, мистик и поэт, основоположник философского учения адвайта-веданты Ади Шанкарачарья (VIII–IX вв.), в свою очередь, ярко и образно описывает бхакти как преданность Богу Шиве в своей знаменитой работе на санскрите Шивананда Лахари, перевод отдельных строф из которой цитирует Шри Рамана Махарши:
«(1) Что есть бхакти?
Это подобно тому, как плод анкола
