Сын гадюки - страница 14

– Потому что ты особенный. А быть особенным не всегда приятно, – с усмешкой сказал голос Тэхи.

– Мама? – спросил вслух Чаушин и начал вертеть головой по сторонам.

Тэхи нигде не было. Она, как всегда, пропадала в роще, но ее голос звучал поразительно четко.

– Ага! – подтвердил мамин голос. – Теперь я буду с тобой всегда. Даже если ты меня не видишь.

Голос не обманул. Не было и дня, чтобы Сын гадюки не слышал ядовитых комментариев мамы по поводу всего, что происходило в его жизни. От этого голоса было невозможно спрятаться. Он постоянно напоминал о том, что Чаушина не за что любить, что ему здесь не место и все, что он собой представляет, – обуза для мамы, не больше.

В двенадцать лет, утомленный бесконечной болтовней Тэхи в голове, Чаушин сидел где-то на краю поселения и просто молчал. Голос продолжал бормотать. Уверял, что мальчику самое место в одиночестве: так меньше шансов, что он снова кого-нибудь разочарует. Тут подошел Уомбли и сел рядом:

– Я знаю, тебе очень непросто, – попытался подбодрить мальчика шаман.

– Не знаешь, – с недоверием буркнул Чаушин.

– Твоя мама – сложный человек. Она не в ладах с собой.

– Это я во всем виноват… – обреченно прошептал Чаушин.

– Никто ни в чем не виноват.

– Она говорит, что я испортил ей жизнь.

– Тэхи всем так говорит, но она ошибается. Жизнь испортить невозможно, – с загадочной улыбкой сказал Уомбли.

– Тогда почему она такая злая, если ее жизнь никто не портил?

– Мы все порой злимся, если судьба складывается не так, как нам хотелось бы, но со временем перестаем, когда понимаем, что злость не изменит прошлого. Твоя мама однажды разозлилась и до сих пор не поняла, что пора уже перестать.

– Почему?

– Потерять отца – это больно. Злость помогала ей заглушить боль. А потом Тэхи привыкла быть злой. Сейчас она боится.

– Чего боится?

– Перемен. Она столько лет была змеей, что никем другим быть уже не умеет. Если она решит остановиться, ей придется учиться жить заново. Это действительно страшно. Я по себе знаю. Когда я впервые открыл глаза в деревне куроки, мне предстояло то же самое. И я тоже боялся. Только это секрет.

– Но ты же смог. Почему у нее не получается?

– Я не мог остаться прежним, потому что не знал, кем был раньше. В отличие от твоей мамы, у меня не было выбора.

– Значит, пока у нее есть этот выбор, она всегда будет… вот такой? – обреченно склонил голову мальчик.

– Не знаю. Каждый может измениться, когда будет готов. Даже миллион дурных поступков не обязывает тебя оставаться плохим человеком до конца жизни. Когда твоя мама это поймет, может быть, и изменится.

– Ты пробовал поговорить с ней? Ты вроде умный.

– Вроде, – хихикнул Уомбли, – только Тэхи никого не слушает. Она заперлась от людей под маской змеи. Лишь тот, кто сможет забраться под эту маску, способен ей помочь.

– Ты меня сейчас вообще запутал…

– Это нормально, – засмеялся старый шаман, затем сказал почти шепотом, – я открою тебе один секрет: шаманы специально говорят так, чтобы никто ничего не понял. Можно было объяснить все проще, но я слишком глуп, чтобы найти нужные слова.

А Чаушин был слишком юн, чтобы распутать клубок витиеватых речей шамана. Он вертел в голове услышанное так и сяк. Каждое слово по отдельности было понятно, но общий смысл сказанного куда-то ускользал. Единственный вывод, к которому пришел Чаушин в своих раздумьях, – ему никто не мешает. Впервые за последние шесть лет материнский голос ни во что не вмешивался.