Сын гадюки - страница 50

В ком племя действительно нуждалось, так это в хорошем пастухе. Чаушин был пастухом с раннего детства, потому что выгул бизонов – лучшее занятие, чтобы спрятаться от людей и забыться. И вот потребность прятаться отпала. Он мог спокойно бросать пастушье дело, становиться кем угодно, но Чаушин изо дня в день водил бизонов на Зеленую поляну. Сначала потому что нужно же чем-то заниматься, а он ничего больше и не умеет. Но чем легче становилось ожерелье, тем яснее было его понимание:

– Я пастух не по каким-то причинам и не ради цели. Я просто пастух и все.

В этом свете все превратности судьбы выглядели более чем оправданными. Сложные отношения с матерью, изводившей его до самого дня многолетия, проекция, любовь Чингисхана к пряткам обустроили жизнь Чаушина наилучшим образом – помогли найти призвание и спутницу жизни. К таким выводам он пришел за то время, что шел период-помощи-наоборот.

Эти концепции достаточно легко описать, хватит всего двух небольших абзацев. Особенно когда это не про тебя, а кого-то там… Кого-то, чья голова полна тараканов, и он никак не может найти с ними общий язык. Тогда все довольно очевидно. А вот Чаушину понадобилось несколько месяцев, чтобы осознать и принять эти простые идеи. И в тот день, когда на шее Сына гадюки висели всего два крокодильих зуба, а после заката на небо должна была выйти полная луна, он ясно понял, что изначально ожерелье было именно такое, какое ему нужно. Ровно столько клыков аллигатора требовалось, чтобы повзрослеть.

Чаушин дочитал главу о Планете плачущих камней и задумался, в чем заключался его урок. Какой вывод он должен был сделать, вернувшись с того света? Помнить о смерти? Доверять инстинктам? Не позволять гигантскому змею глотать себя? Вариантов было много, но ни один из них не казался очевидным. Вероятно, самое главное пряталось в той части воспоминаний, которые еще не вернулись. Посчитав последнее наиболее удобным ответом, Сын гадюки захлопнул книгу и встал.

Солнце клонилось к закату. Время возвращаться в деревню. С наступлением темноты Уомбли снимет еще один зуб с его ожерелья. Чаушин наконец станет взрослым мужчиной и получит право искать помощь, просить советы и снова задавать вопросы.

«Ты выйдешь за меня замуж?» – это первый вопрос, который Чаушин собирался озвучить. Разумеется, вопрос был для Меки.

Чаушин свистом позвал животных. Первым перестал жевать траву и двинул в его сторону Чингисхан, вслед за ним пошло все стадо.

На подходе к холму, за которым скрывалось поселение куроки, Чаушин заметил кровавый отпечаток ладони на толстом стволе баобаба. Он обошел дерево и замер, увидев совершенно неожиданную картину: Уомбли лежал на земле весь в огромных рваных ранах от зубов животных, которых в этой местности не водилось.

– Я надеялся, что ты успеешь меня найти! – хриплым голосом прошептал шаман.

– Успею до чего? – Чаушин знал ответ, но все же надеялся, что ошибается.

– До того, как я отправлюсь в свое последнее путешествие по Междумирью.

– Что случилось, Уомбли?

– Дай мне ожерелье, – попросил старик.

Чаушин упал на колени. Его глаза покраснели от наворачивающихся слез. Он снял с шеи длинную нитку с двумя оставшимися клыками. Трясущимися от бессилия руками Уомбли развязал узел и снял один зуб, а затем снова связал нить. Это был особый узел. Такие, кроме Уомбли, никто не умел завязывать. Секретный узел шамана гарантировал подлинность символа взрослого мужчины.