Однако в голову почему-то лезло воспоминание о Константинополе, о львятнике, в который очень давно водил ее венценосный дед Алексей Комнин. «Львы не охотятся, – вспомнилась ей брошенная тогда василевсом фраза. – Они лишь охраняют свою территорию. Добычу приносят львицы. Как ты знаешь, – говорил владыка Константинополя, – само наименование «василевс» означает «идущий путем льва», потому он и ведет себя, как лев. Так что накрепко запомни, моя девочка, чего следует ожидать от земных владык и о чем заботиться самой».
Из константинопольского львятника ее мысли перенеслись в знойные пустыни Ливии, где эти грозные звери обитали на воле. Сейчас в тех землях, обливаясь потом и не жалея крови, мчались в бой собратья Гринроя – такие же, как он, обладатели золотых рыцарских шпор…
«Лев охраняет территорию, – подумалось Никотее, – а Генрих Лев к тому же хочет сделать своей территорией все земли Империи. Надо придумать ему другое занятие, чтобы добиться успеха».
– Скажи, Гринрой, – обратилась она к сопровождающему, – отчего вдруг столь доблестный рыцарь, как герцог Баварский, не отправился в Святую Землю, дабы отвратить сарацинов от мысли отвоевать гроб Господень?
Гринрой удивленно поглядел на хозяйку. Он прекрасно знал, что ромеи недолюбливают воителей, принявших крест.
– Кто знает, может, о землях своих печется, а может, отчего и недосуг. У него под боком своих язычников хватает.
– Язычники? – заинтересованно переспросила Никотея.
– Да, пруссы. Совершеннейшие дикари. Живут в лесах и болотах. Никому прохода не дают.
– А разве не подобает христианскому рыцарю, принесшему обет нашей матери Церкви нести слово Божье народам, прозябающим во тьме духовной?
– Оно, конечно, так… – с сомнением подтвердил Гринрой. – Но чтоб эту тьму разогнать, не одну деревню зажечь придется.
– Стало быть, – гнула свою линию севаста, – если римский понтифик объявит крестовый поход на этих самых дикарей-пруссов и прочих северных варваров, есть немалая вероятность, что Генрих Лев примкнет к нему.
– Да, но… – Гринрой осекся, улавливая мысль герцогини. – Но тут нам понадобится верный и чрезвычайно смышленый человек, имеющий духовный сан и к тому же не менее ловко владеющий словом, нежели ваш муженек и мой господин – рыцарским копьем.
– Несомненно, ты прав. Нам очень нужен такой человек.
– У меня есть один на примете, – обнадеживающе заверил рыцарь Надкушенного Яблока. – Мой дядя Эрманн – аббат монастыря святого Стефана, неподалеку от Аахена.
– Он надежный человек?
– Да уж, вне всякого сомнения. Я вырос при этом самом монастыре. Дядя Эрманн заменил мне отца, мать, няньку – в общем, всех родственников и учителей, вместе взятых. К тому же преподобный Эрманн уже сослужил вам некоторую службу.
– Какую же?
– Именно он извлек из пыли веков неведомый даже в те самые века трактат о блаженной великомученице Никотее.
Герцогиня остановилась и пристально впилась глазами в лицо собеседника. На физиономии Гринроя в этот миг читалось столько возвышенного благолепия, что усомниться в достоинствах рекомендуемого им родича было так же неуместно, как и в подлинности названного трактата.
– Ты прав, друг мой. Столь разумный, многомудрый святой отец будет нам полезен, хотя, как мне представляется, в Рим ему удобней отправиться уже в сане викария, а в скором будущем – архиепископа Кельнского.
– Я могу передать ему это? – вкрадчиво осведомился Гринрой.
