И долго ли мы целуемся? Я теряю счет времени. А когда мы отлипаем друг от друга, разговор как-то сначала не клеится. Наверное, у нас просто нет слов. Они и не нужны, когда так много сказано одним лишь поцелуем.
Стремительно темнеет, ведь уже не июнь. Тим напоминает, что меня могут хватиться дома. Блин! Признаюсь, сама об этом уже не думаю, а вот Шумский помнит. Все-таки есть в нем страх отхватить от моего бати, ну что поделать, этот страх есть и у меня.
Мы летим на байке по вечернему городу, в котором уже зажглись фонари и лампочки, украшающие большие улицы и проспекты. Мой первый раз на байке оказался таким крутым, что хочется даже за руль сесть! Но знаю, мне такое не светит совершенно, так что побуду счастливым пассажиром.
Наконец, Тим сбрасывает скорость, сворачивая в наш переулок. Тормозит не у моего дома, а за пару домов до него. Сомневаюсь, что близнецы сидят у окна и караулят, но не удивлюсь, так что остановиться чуть в стороне – идеальное решение.
Спрыгиваю с байка, отдаю Тимофею шлем и натягиваю свитер поверх блузки. Если зайду домой легко одетой, получу еще и от маман, а я не готова к такому морально.
- Мы успеем увидеться до выходных? – с надеждой спрашивает Тим.
- У тебя всегда есть вариант приехать к моей школе, – специально не говорю ничего конкретного.
- Мила…
- Что? Я тебя предупреждала, что со мной не будет легко.
Вздохнув и закатив глаза, Шумский ловко спрыгивает с любимого железного коня, согнутой рукой прижимает оба шлема к груди, а другой рукой, свободной, быстро обнимает меня и коротко целует. Почти так, как в первый раз.
- Ты не скажешь «нет», я уверен, – улыбается он напоследок и уезжает.
А я, впервые за этот вечер взглянув на часы и поражаясь самой себе, скорее бегу домой.
Однако допроса не случается. Я говорю, что задержалась у репетитора, потом прогулялась немного, а в итоге долго добиралась домой. И мне даже верят. Все, кроме двух маленьких засранцев, которые хитро улыбаются, подозревая меня в откровенном вранье. Однако молчат. Надолго ли их хватит, не знаю.
***
- А где Заболоцкая? – Карен удивляет меня вопросом с утра пораньше.
Этим он резко сбивает мой прекрасный романтичный настрой, в котором я тусуюсь еще со вчерашнего вечера после свидания с Шумским. Об этой встрече пока не знает ни одна живая душа, включая даже Рину. Братья что-то чувствуют, но явно не видели нас с Тимом вместе, а то уже прибежали бы ко мне и орали, что будут хранить молчание только если я выполню десять их просьб разной степени наглости. Раз пока что-то обдумывают, значит, ни в чем не уверены, и мне это только на руку.
Я буду молчать, и даже Мхитаряну не расскажу. Тем более, вот, он интересуется моей подругой, а не мной.
- Умудрилась заболеть в первые же дни в школе, насморк, кашель, отлежится дома пару дней, – отвечаю ему, пересказывая содержание утреннего звонка Арины.
- Понятно, бывает, – и снова этот будничный тон.
- Если переживаешь, можешь написать ей и выразить слова поддержки.
- Я похож на бессмертного? – он искренне удивляется моему предложению.
- С чего бы?
- Ты прекрасно знаешь, как твоя подруга относится ко мне. Мы оба это прекрасно знаем. Тогда зачем я должен рисковать?
- Слушай, на прошлой неделе она даже один раз спрашивала про тебя.
Мхитарян ладонями растирает свои традиционно не слишком выбритые щеки, пытаясь окончательно проснуться, вальяжно выписывает круг головой, разминая шею, и только после этой паузы на импровизированную зарядку отвечает.
