– Вот туда и тащим… это продолжение дороги нашей, – кивает дядька.
– Понял… а… а кто нашу дорогу замкнул?
– А черт его знает…
– Может, сама?
– Может… ну давай… присоединяй осторожно…
– Пришить, может? Или еще чем скрепить?
– Не боись, сама прирастет… вот так…
Прикладываю дорогу, смотрю, как она притягивается к полотну будущего.
– Ну, вот теперь…
Дядька не договаривает, слышу оглушительный вой сирен, как кажется – со всех сторон.
– Началось, – шепчет дядька, добавляет несколько слов, которые говорить нельзя.
– Что началось?
– Да что, известно что… – дядька отчаянно машет рукой все еще неподвижным машинам, – э-э-эй, сюда давайте! Живо! Путь открыт, м-м-мать вашу!
Кто-то замечает дорогу, кто-то давит на газ, две, три, четыре машины едут вперед…
Надрывается сирена.
Дядька орет:
– Живее!
Добавляет еще пару словечек, которые говорить нельзя.
Что-то происходит, что-то опускается с неба, какие-то тени, какие-то всполохи, не двигаться, вы окружены, всем оставаться на местах… Кто-то хватает меня, сбивает с ног, катимся с кем-то по склону холма…
– Вы… вы чего?
– Чего-чего, сейчас бы арестовали нас на хрен…
– К-кто бы арестовал?
– Кто, эти, кто… дорогу-то мы им раскурочили, вот они и злые как черти…
– А что, нельзя было раскура… раскурочивать?
– Нельзя, конечно… они дорогу замыкали-замыкали, мы тут напортили все…
– А нам чего теперь будет?
– Ничего не будет, не боись, не увидят нас… Ох, забегали-забегали, замаются сейчас петлю-то снова запетливать…
– З-зачем… запетливать?
– Зачем-зачем, чтобы в будущее не пустить, что непонятно-то…
– А зачем в будущее не пустить?
– А это ты у них спроси… чш, куда поперся-то, так и бошку с тебя снимут…
Прячусь в кустах, смотрю, как эти сверху снова разрывают дорогу, снова тащат шоссе назад, замыкают в петлю.
Успеваю заметить и еще кое-что.
А дядька заметить не успевает, сжимает мое плечо:
– Сколько их было? А?
– Десять… не, вру. Двенадцать.
– Отлично. Проскочили.
Говорю зачем-то, сам не знаю, зачем:
– Трое на машине, трое на велике ехали, один пешком…
Ладно, ладно, неважно… ехали медведи… на велосипеде…
Смотрю туда, где только что было продолжение трассы – дорога тает в тумане, исчезает.
– Черт…
– Ничего… всегда так бывает… человек десять перейдет, и хорош…
Дядька разливает чай.
Смотрю на календарь на стене, не понимаю.
– Чего-то с календарем у вас…
– А чего?
– Две тыщи двадцать восьмой.
– Ну, что ты хочешь, сколько лет прошло…
Молчу. Здесь нужно что-то сказать, только я не знаю, что.
– Ничего… Счас, передохнем, успокоятся они, мы дальше пойдем долбить…
Хочу спросить, кто они.
Не спрашиваю.
– Да черт их знает, кто они…
Вздрагиваю.
– Я же не вслух сказал.
– Да все одно и то же спрашивают.
– А что… до меня другие были?
– Были, конечно.
– И…
– Что И… подстрелили их всех… эти там…
– Да вы чего?
– Чего-чего, думал, нас тут пор головке гладят? А вот фиг тебе… Чего побледнел, боишься, домой иди… Я серьезно, здесь выжить, это мужество какое надо…
– Ничего… выдержу…
– Ну, смотри…
– А это… А мы сами туда не пойдем?
Показываю в ту сторону, где продолжается шоссе.
– Не-е, парень… мы тут нужнее…
Киваю, нужнее так нужнее.
– Ничего… как-нибудь потихоньку… переведем людей… сколько сможем… спать ложись давай, завтра продолжим…
Осторожно спрашиваю:
– А… а завтра мы к какому времени дорогу снова соединим?
– Ишь ты, шустрый какой… может, вообще не соединим, если непогода какая будет…
– А если не будет?
– Ну… часикам к шести…
