Но припадок кончился. Парень вздрогнул еще пару раз и затих.
– Малыш, у тебя эпилепсия? Малыш! – заверещала девица.
Малыш, скажите, пожалуйста!
Ее голос показался мне до странности знакомым.
Какая-нибудь секретарша с фирмы? Бывшая однокурсница? Круг моего общения всегда был невелик.
– Все в порядке, – сказал парень тихо, но твердо. – Это бывает. Это не страшно и почти безопасно… Если рядом хорошие люди.
Возведенные в ранг хороших людей одним только фактом выхода из машины, мы с Глебом переминались с ноги на ногу и не знали, что говорить.
– Сейчас я встану, – продолжал парень. – Встану, и мы поедем домой. Настя, не нужно плакать…
– Вам нельзя сейчас за руль, – сказал Глеб.
– Вы думаете? Вообще-то приступ никогда не повторяется быстро…
– Неважно. Вам нужно поберечься. Нет-нет, я не могу этого позволить! Мы вас подвезем. Ты не против, Александрина?
– Нет-нет, – поспешила сказать я. – То есть, конечно, мы вас подвезем.
– Тогда девчонки садятся назад, – распорядился Глеб, помогая парню подняться.
Я пропустила девушку вперед себя. Она села, откинула назад свои длинные спутавшиеся волосы. Я увидела ее лицо, очень симпатичное, несмотря на явное злоупотребление косметикой.
Вздернутый носик, высокие скулы, светло-зеленые глаза, густо обведенные черным карандашом и серыми тенями. Упрямо выпяченный подбородок – по нему размазалась модная светло-бежевая губная помада. Мягкий рот округло раскрылся, издав мягкий, округлый звук:
– О…
Девушка подняла руку и откинула за ухо прядь волос. Волосы у нее бежево-коричневые, блестящие, очень красивые. У меня не такие – темно-русые, унылые.
А в остальном – девушка являлась точной моей копией.
Как если бы она была моей сестрой, погибшей в детстве.
– Словно я, ненакрашенная, смотрю в зеркало, – пробормотала незнакомка, не сводя с меня глаз.
А потом она сказала чуть слышным шепотом:
– Ты – Александрина?
– С ума сойти, – высказался Глеб. – Это просто с ума можно сойти…
Молодой человек, не так давно бившийся в припадке, высказался в том же духе, но в куда более вольных выражениях.
– Ты меня знаешь? – спросила я.
Кажется, это был очень глупый вопрос.
– Да. Ты моя сестра Александрина. А я Анастасия. Ты меня помнишь?
– Смутно, – я все еще не могла поверить в то, что моя сестра восстала из мертвых у меня на глазах, в облаке свежих духов, в ореоле размазанной косметики. – Мне говорили, что ты умерла.
– Кто? Папаша твой?
– Да. Он.
– Ну, все ясно, – Анастасия откинулась назад и улыбнулась одним уголком рта.
Это была моя улыбка. Наша фирменная улыбка.
– Он сказал маме, чтобы та не пыталась с тобой сблизиться, не смела видеться с тобой – иначе он ее убьет. Но мы и думать не могли, что…
– Маме? Ты хочешь сказать, что и мама жива?
В машине стало очень тихо.
А потом Глеб предложил:
– Слушайте, девочки. Может быть, вам нужно посидеть вдвоем где-нибудь в уютном месте?
И тут только я осознала реальность. Мы были не одни!
– Глеб…
– Я понял, – он поднял руки, словно сдаваясь в плен. – Я не скажу ни слова. Ни одного чертова слова. И не только ему… Но и никому.
Я ощутила такой приступ благодарности, что внезапно для себя перегнулась через спинку сиденья, порывисто обняла Глеба и поцеловала.
И это был настоящий поцелуй, я все почувствовала, как надо.
– Ого! – одобрительно сказала Анастасия.
И потом:
– Так что, мальчики? Подкиньте нас куда-нибудь… И прикройте наши очаровательные задницы от всевидящего ока нашего папаши!
