Сюрприз - страница 17

Вслед за тяжелыми шагами деда, поднявшегося в свои покои, послышались легкие быстрые шаги Виктории, хлопнула дверь ее комнаты, находившейся далее по коридору. Потом еще долго слышались звуки разбрасываемых предметов, несколько раз по коридору пробегала горничная, в конце концов, послышались судорожные рыдания маркизы.

Ханна с опаской посматривала на своего воспитанника. Грегори так и стоял у окна с тех пор, как уехал Лестчер, отвечая на попытки гувернантки заговорить с ним односложно и неохотно. Она прекрасно понимала, что Грегори слышал практически все, что произошло внизу, и даже если не все понял, у него было достаточно причин впасть сейчас в глубокую отрешенность, если у детей это называлось именно так.

Грегори, сначала обрадовавшись, что мама осталась и все теперь так как прежде, и что вернулся дед, теперь, слушая истеричные, терзающие его юную душу рыдания, медленно впадал в пугающее безразличие. Да, все будет как прежде. Дед вернется к исполнению обязанностей герцога, как всегда высокомерный и недоступный. Мама. Почему-то мальчику сейчас стало совершенно все равно, что она будет делать дальше. Из их разговора с дедом, если то, что произошло внизу, можно было назвать так, он понял, что она опозорила семью, предала папу. Что значило грозное словосочетание «опозорила семью» Грегори до конца не понимал, но вот слово «предала» он понимал превосходно. И сейчас ее слезы почему- то совсем перестали трогать его.

Так же молча, мальчик направился к двери. Миссис Лето, вскочив из кресла, рванула ему наперерез, но Грегори, подняв на нее взгляд, посмотрел так, что та, растерявшись, отступила.

– Я выйду ненадолго в парк. Я думаю мне позволено это в мой день рождения? Грегори все-таки решил дать объяснения, и, увидев, что Ханна потянулась за шалью, уточнил. – Один…

Мальчик вышел. Ханна еще несколько секунд тупо смотрела в закрытую дверь. И в эти короткие мгновения, женщина поняла, что ее воспитанника, такого Грегори, каким она его привыкла видеть, сегодня не стало, и тихое спокойствие, с которым это превращение произошло, пугало ее особенно. Она знала, что тяжелый «уотерфордовский взгляд», который ее мальчик сейчас применил по отношению к ней, теперь все чаще и чаще будет посещать эти ясные детские глаза, и постепенно станет безоговорочной причиной всеобщего повиновения, и отчуждения будущего герцога.

Возврата не было Ханна, шаркая ногами, будто постарев на много лет, подошла к креслу и села. Закрыв ладонями лицо, откинулась на спинку. Она очень давно не плакала. Сегодня можно.

Грегори не просто гулял, он целенаправленно шел туда, где сейчас оказался, возле небольшого пруда в парке, где они с отцом иногда ловили рыбу. Но потом в этом пруду погибла его няня – Эмми, после этого рыбалки прекратились. Отец хотел осушить пруд, но так и не успел. Когда Грегори как-то спросил его, как это могло случиться, отец мрачно ответил, что это была не ее вина. Но на вопрос мальчика так и не ответил, только помрачнел еще больше. А потом от кухарки он слышал, что Эмми не смогла найти счастья на земле, поэтому ушла на небеса. Видимо и отец, тоже, отправился за ней. Может путь на небеса лежит через воду, ведь море это тоже вода? Нужно только перетерпеть и скоро он будет с отцом и Эмми. А мама когда-нибудь придет к ним, если захочет Грегори разулся и ступил в пруд. Вода была теплой, Грегори сделал еще несколько шагов, мокрая одежда неприятно липла к телу. Оставалось только нырнуть под воду. Это было самым сложным. Пару лет назад, во время рыбалки, он поскользнулся и, свалившись в воду, пытался дышать, пока отец не выудил его на поверхность. Ужасную, раздирающую грудь боль, в наполненных водой легких, он помнил до сих пор. Сейчас, видимо ему предстояло пройти через нее еще раз, уже по собственной воле. Но как раз этой воли ему и не хватало. Попытавшись опуститься, он при первом же прикосновении воды выскочил на берег как ошпаренный. Топнув ногой от сознания собственной трусости, он вновь повернулся к воде, но решительность так и не пришла, осталось отчаяние. Мальчик поднял глаза к небу и заплакал. Сжав кулаки, он плакал от обиды на себя, от того что не нужен никому, от того, что не может пойти к тем кому нужен. Плакал долго и горько пока силы не иссякли, пока усталость не накрыла его спасительной волной и не заставила колени подкоситься. Грегори, свернувшись в клубок на земле, в мокрой одежде, дрожа от вечерней прохлады, провалился в сон.