Сюзанна и Александр - страница 51



      Я слушала его и очень смутно понимала, к чему он клонит.

–– Дорогая моя, я верю в дружбу. И настоящих друзей я не предаю, что бы я об этом ни говорил вслух. Иногда, конечно, я лишь прикидываюсь другом, такой грех за мной есть, но в отношениях с вами я искренен. Вы очень пришлись мне по душе, сударыня.

      С улыбкой по-прежнему насмешливой – видимо, это вошло у него в привычку, – но лицом, на миг ставшим каким-то незащищённым, он повернулся ко мне, и ласково коснулся завитка моих волос у щеки.

– Вы чистая душа, мадам дю Шатлэ. Вы искренне любите. Вы, как и я, совершенно этого нового мира не приемлете, но нам обоим приходится в нём жить. Вам лишь труднее в нём устроиться. Мне кажется, мы станем друзьями.

      У меня перехватило дыхание. Я поняла, что он поможет мне. Я инстинктивно догадалась, что со стороны этого человека мне больше никогда не надо будет опасаться ни обмана, ни подвоха.

–– Господин Талейран, не знаю, как выразить, насколько я…

–– Молчите, сударыня, – почти сурово прервал он меня, – мы приближаемся к заставе.

–– Куда мы едем?

–– В Сен-Клу.

–– И меня не задержат?

–– Чёрт побери! Разве я не приказал вам молчать?

      Я замолчала, уяснив, что это самое лучшее. В карете министра меня никто не задержит. Такую карету никто даже остановить не посмеет. Я вспомнила, что герцогиня Фитц-Джеймс, уезжая от Талейрана, тоже отправлялась в Сен-Клу. Должно быть, у министра там какой-то дом, и сегодня я, кажется, испорчу Талейрану свидание с англичанкой. Впрочем… Мне ведь только бы уладить своё дело, и я нисколько не стала бы им мешать!

      Мы благополучно, без всякой остановки, миновали заставу, а потом карета покатила по дороге, ведущей к мосту в Сен–Клу. Мы проехали Сену, и тогда Талейран, снова взглянув на меня, произнёс:

–– А теперь, мадам, прошу вас рассказать мне всё о ваших отношениях с господином Клавьером, но, раз уж мы решили быть друзьями, прошу говорить правду, только правду и ничего, кроме правды.


У небольшого дома в Сен-Клу, сложенного из белого камня, стояла карета герцогини Фитц-Джеймс, и я поняла, что догадки мои были верны. Талейран, уже знавший о моих отношениях с банкиром всё вплоть до нашей первой встречи на Мартинике, проводил меня в прихожую, где нас встретила аккуратная пожилая экономка.

–– Шарлотта, приготовьте комнату для дамы, – распорядился Талейран.

–– Как, ещё одна дама, монсеньор?

– Эта дама – моя посетительница. Она лишь переночует здесь.

      Шарлотта, по всему видно, ничуть не поверила этим словам. Довольно сурово взглянув на хозяина, она спросила:

–– А что передать той даме, которая уже ждёт?

–– Ничего , мой друг, ничего. К той даме я иду сам.

      Он отдал подбитый мехом плащ лакею и, казалось, собрался уходить. Я сделала умоляющий жест рукой.

–– Господин де Талейран! А как же… как же моё дело?

–– Не думайте ни о чём, дорогая. Отдыхайте.

–– И всё будет улажено?

–– И всё будет улажено.

      Почти успокоенная , я смотрела ему вслед. Этот человек казался мне в тот миг всемогущим, просто волшебником. Он может справиться с Клавьером! Причём с такой лёгкостью, что это его даже не занимает. Почему я сразу не подумала о Талейране? Возможно, я провела бы ночь не здесь, а уже в своём доме.

      Талейран, прихрамывая, поднимался по ступенькам. Одет он был, как и всегда после службы, в чёрный сюртук, белоснежную рубашку и ослепительно-белый тугой галстук. Врождённый аристократизм, благородная кровь чувствовалась в его манерах, элегантности, осанке. Каково же ему вращаться среди напыщенных манекенов, бывших конюхов и лакеев, не имеющих ни воспитания, ни вкуса, а зачастую даже ума! Ему должно быть тягостно и смешно в таком обществе. Ему – такому насмешливому, умному, проницательному.