– Значит, ты – Эужения?
– Эужения, мой господин, так…
– Зови меня брат Диего или просто святой брат, – слегка поморщился доминиканец и продолжил, пододвинув к себе протокол и попросив секретаря зажечь свечи, что тот и исполнил со всей почтительностью и проворством. – Эужения, – инквизитор откашлялся. – Позволь, я спрошу тебя кое-что и кое-что уточню, поскольку мне не совсем понятно, что ты говорила алькальду.
Оглянувшись на стоявшего позади толмача, монах сделал паузу, вполне достаточную для перевода с каталонского на немецкий. Он и потом не забывал делать паузы, и князь проникся к инквизитору большим уважением… не только из-за этих пауз, но и вообще.
– Итак, расскажи еще раз, как все было… Тот случай, когда ведьма, как ты говоришь, избила тебя.
– Да так все и было, святой брат. – Женщина нервно поскребла рукой щеку. – Как я и рассказывала уже нашему старосте, господину Скварону. Ой, он такой хороший человек, такой хороший, вот, помнится, третьего дня…
– Не отвлекайся, женщина! Говори по существу дела. Вот ты застала ведьму за колдовством, она это заметила, и что дальше?
– Эта сучка… ой…
– Говори, говори, Эужения, только постарайся без ругательств, ты ж в святой обители все-таки!
– Ой, святой брат… извините. Просто попутал бес! Ой, прости меня, Святая Дева! Так вот она, эта ведьма, налетела на меня и начала бить, а потом…
– Постой! – перебил инквизитор. – Объясни, что значит «налетела»? Прямо по воздуху?
– Да нет, святой брат… просто выбежала и набросилась с кулаками, отдубасила… ой!
Брат Диего сдержал усмешку:
– Говори конкретно, женщина. Как именно, чем, куда и сколько раз ведьма тебя ударила? Кто еще все это видел?
– Да моя подруга и видела, святой брат, вы ее знаете – племянница нашего мельника, Бенедетта. Ой, это такая славная женщина, такая славная, вот, помнится, в прошлом году…
– Эужения! Мы про удары говорим.
– О, святой брат… простите. Я уж и не помню, куда она била да как.
– Совсем-совсем не помнишь?
– Не-ет…
Доминиканец спрятал усмешку и, покосившись на князя, прищурил левый глаз:
– Ты ведь сильная женщина, Эужения… вон какая вся! Неужто дала себя побить какой-то соплячке?
– Ха-ха, святой брат! Да как же, дала! Так ее отходила – небось до сих пор, бедная… ой!
– Та-ак… А где все происходило?
– Да на ее же дворе и происходило, на ведьмином.
– А ты там как оказалась… и подруга твоя, Бенедетта?
– Так зашли же, святой брат! Думали вывести колдунью на чистую воду.
– Угу, угу… Значит, незаконно проникли на чужой двор. Ладно, с этим деянием пусть ваш алькальд разбирается… Брат Эгон, – инквизитор повернулся к секретарю, – выделите дело о проникновении в отдельное производство и перешлите тамошнему алькальду… Так, а мы вернемся к колдовству! Что именно делала ведьма в тот момент, когда вы к ней вошли?
– Колдовала, что же еще-то, святой брат?
Вожников только диву давался, насколько умело и лихо вел следствие брат Диего! Кстати, все специфические слова и фразы, произнесенные инквизитором по латыни – «незаконное проникновение», «деяние», «отдельное производство», – были очень похожи на современные Егору, словно дело происходило в кабинете обычного следователя или дознавателя, в крайнем случае – участкового. Очень, очень похоже… что и понятно, источник-то один – римское право.
– Какие именно колдовские действия ты заметила лично?
– Ой… – Эужения снова почесала щеку. – Да я лично ничего такого не видела… но знала точно – колдует!
