Вот тут-то Арина совсем не выдержала! Содрав себя сапоги и шубку, она пустилась в резкий и вызывающий танец. Джин выпрыгнул из бутылки. Мир задрожал и закружился. А мужчина продолжал играть, и чем больше он фальшивил, тем больше возбуждал самозабвенно танцующую Арину.
Нажав последний аккорд, Лука сложил малиновые меха аккордеона, которые издали страдальческо-какофонический звук.
Переведя дух, Арина сказала:
– Иногда надо сдерживать чувства. Это я вам, как актриса, говорю.
Лука открыл свои подслеповатые глазки, скользнул по фигурке Арины, потом положил на пол аккордеон и без всякого удивления спросил:
– С чем пожаловали, мадам?
«„Боже мой!“, – что я наделала!» – подумала Арина и пошла красными пятнами.
– Да вы не тушуйтесь, – успокоил дворник. – Я ко всему привык. Надевайте ваши сапожки, а шубку бросьте куда-нибудь.
– Куда? – спросила Арина.
– Да хоть сюда, – сказал Лука, указывая бледным пальцем на трехногую табуретку.
Неуклюже надев сапоги, Арина деревянными пальцами подобрала с пола полушубок, свернула его и положила на табуретку.
– Да не стесняйся ты! Тоже мне актриса! – пренебрежительно заметил дворник. – Садись на диванчик и расслабься. Сейчас чайку организуем, да поговорим ладком.
Сжавшись как школьница, Арина осторожно присела на краешек дивана.
– Эй, Дуся! – петушиным голосом позвал Лука. – Сообрази-ка нам чайку!
– Сию секунду! – откуда-то из недр квартиры ответил зычный женский голос.
Между тем дворник Лука (а это был именно он) не теряя время, пригладил свои жидкие сальные волосенки, воровски оглянулся, нагнулся, пошарил под диваном рукой и извлек оттуда початую бутылку водки.
– Хочешь? – спросил он Арину.
– Я не пью, – поежилась Арина.
– Врешь, – сверкнул глазами Лука и, жадно отхлебнув глоток из горлышка, аккуратно водворил бутылку назад в свой тайник. Вкусно облизнувшись, он объяснил Арине. – Это чтобы Дуська не ругалась. А то совсем замучила своим ором. Она у меня, знаешь, где сидит? Во! – И Лука показал Арине тощий кулак.
А тем временем в комнату незаметно вплыла матрешка в цветастом халате на пухлом теле и в драных шлепанцах на ногах. Волосы ее были русее самого русого цвета, пышнее взбитых сливок, раскидистее куста олеандра. Сальные пятна на халате лоснились на свету, а красные бусы можно было принять за ягоды рябины. Окольцованные крупными перстнями руки держали поднос с дымящимся чайником, расписными чашками и яблочным пирогом с поджаристой коркой.
– Опять пьешь? – спокойно спросила Дуся.
– Нет, Дусенька, тебе показалось, – словно провинившийся школьник запищал Лука, виновато глядя на жену.
– Здравствуйте, – перебила супружеский диалог Арина. – Простите, что пришла без предупреждения, но у вас была открыта дверь.
– А у нас тут Городская Дума. Постоянно гости, – ответила Дуся и, не глядя на Арину, начала расставлять чашки и смачно резать пирог.
– Мне только чай, – приказал Лука.
– Чтоб все съел! – рявкнула Дуся и грохнула перед ним трясущейся желтой мякотью кусок, густо посыпанный сахарной пудрой.
Томно выпрямившись, она медленно развернулась и, словно императрица, прошествовала к двери, степенно открыла ее и расплылась в лабиринте московской квартиры.
Дверь закрылась. Влюбленный взгляд Луки скользнул по тому месту, где только что была Дуся. Скользнул и сгинул. А Арина взяла и перехватила этот взгляд, и сердце ее застучало часто-часто, а игла досады кольнула сердце и своя любовь всплыла перед глазами забытыми всполохами чувств. «Неужели я упустила ее?» – спросила себя Арина. «Хотя… Ночной колпак есть ночной колпак, и использовать его можно только по назначению».
