– До свидания, Аладдин.
– Прощайте.
Дверь хлопнула, и я обернулась – сзади стояли два молодых таджикских парня. Я прикинула: в окно не выпрыгнешь – четвертый этаж.
Один громко и радостно крикнул что-то через плечо, и в дверях квартиры появился мужчина постарше.
– В общем, так, больной, – громко обратилась я к Аладдину. – Больше питья и строгий постельный режим! Завтра я вас навещу… Разрешите, – нахально протиснулась я мимо парней и направилась к двери.
Парни растерянно отодвинулись.
– Подождите, – остановил меня в дверях высокий сухой мужчина с европейскими чертами лица. – Вы кто?
– Вторая поликлиника. А что?
– Ваши документы.
Я растерянно полезла в сумочку.
– Я с собой не взяла… А вы кто?
– Дайте-ка вашу сумку, – проигнорировал мой вопрос мужчина.
– А что?
– Дайте сюда, я сказал!
Я протянула и возблагодарила высшие силы за то, что загодя вытащила паспорт.
Мужчина порылся в сумке в поисках чего-нибудь важного, но, ничего не найдя, вернул сумку мне.
– Вам придется задержаться.
Я взяла сумку и послушно встала рядом.
– Отойдите от двери, – потребовал русский.
Я отошла.
В дверь зашли еще два человека.
– Ну что? – спросил один у русского.
– Он здесь.
– Алик, родной, ты здесь?! – радостно крикнул один из вошедших и прошел в спальню. – А то я уж думал, ты в Москве! Жалуешься… Видишь, как хорошо, что я тебя нашел!
Он отдал команду на незнакомом мне языке, и парни подхватили и поволокли Аладдина через комнаты к выходу.
– Что вы делаете? – с профессиональной медицинской отвагой возмутилась я. – Больного нельзя транспортировать без носилок!
– Вас не спросили, – парировал русский.
Мужчины проволокли Аладдина через квартиру, вытащили за дверь и понесли вниз. Теперь мне оставалось только незаметно исчезнуть.
В дверях появился еще один «персонаж» – толстый, потный мужик в мятой милицейской рубашке с полковничьими погонами.
– Все чисто? – спросил он у русского.
– Все, Алиакпер Букеевич, – подтвердил тот.
– А это кто? – показал он пальцем на меня.
– Врачиха. Из поликлиники.
Алиакпер Букеевич мельком глянул в глаза русскому, и я поняла, что для меня ничего еще не закончилось.
– Проедете с нами, – сказал толстый и вышел за дверь.
Русский жестко взял меня за локоть и повел вслед за ним по ступенькам.
«Черт! – думала я. – Этого еще не хватало! Как бы сорваться?! Надо сразу во дворе».
Когда мы вышли из подъезда, во дворе стоял добрый десяток российских спецназовцев в беретах, с закатанными по локоть рукавами и автоматами на изготовку. Моего «больного» как раз в этот момент засовывали в клетку милицейского «УАЗа».
«Черт! – еще раз ругнулась я. – Чем ты там занимался, Аладдин?! И почему выбрал Грома в душеприказчики?» Я глянула в холодные серые глаза наших русских парней и поняла: если побегу – живой и за угол не заверну. «Ладно, – решила я. – Менты – не самое страшное; технология выхода мне в принципе известна».
Меня посадили в клетку, спецназовцы запрыгнули в «рафик», и четыре машины тронулись и помчались по улицам областного центра. Мы проехали через площадь, проскочили мимо облУВД, мимо здания следственного изолятора и только тогда, когда возле военного городка «рафик» со спецназом отделился и поехал по своим делам, я поняла, что «попала», – меня везли за город.
Я стремительно начала анализировать все, что знала о ситуации, не забывая запоминать дорогу. Но понять ничего толком не могла. Я допускала тот вариант, что интересы внешней разведки ФСБ пересеклись с интересами таджикского руководства. Отсюда – и этот «захват». Но оставалось непонятным участие в операции российских военных. Такое бывает, когда берут обоюдоопасного преступника, но при чем здесь тогда Гром? Мне оставалось предположить, что или Андрей Леонидович Суров – предатель, или я стала участницей одной из тех жутких операций, когда структура пожирает собственных подчиненных – естественно, во имя высших целей. Ни то, ни другое предположение мне не нравилось.
